Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона

Окончательная потеря «Эндьюранс» стала для всех шоком, потому что корабль казался последней связующей ниточкой с цивилизацией. И теперь его смерть была окончательна и бесповоротна. Корабль был символом — материальным, физическим — их связи с внешним миром. Он пронес их под своими парусами через половину земного шара, или, как выразился Уорсли: «…смог пронести нас так далеко и так легко, а затем доблестно сражался, как не сражался ни один корабль, пока наконец не сдался под натиском безжалостных льдов». Больше его не было.

Все отреагировали на это событие очень сентиментально, как на смерть старого друга, который долгое время находился на краю могилы. Они уже несколько недель были готовы к его окончательной гибели. Покидая судно двадцать пять дней назад, все предполагали, что оно может утонуть в любой момент. И было удивительно, как долго корабль продержался на поверхности.

На следующее утро Уорсли сообщил обнадеживающую новость: несмотря на то что последние четыре дня дул северный ветер, их не отнесло назад. Лед, по всей вероятности, сдерживало южное течение. Тем временем Хасси обнаружил тревожные изменения в состоянии льдов: они больше не расходились под влиянием северных ветров. Кроме того, если раньше, проходившие через открытое море, эти ветра были относительно теплыми, то теперь они стали почти такими же холодными, как ветра с полюса. Из этого напрашивался лишь один вывод: севернее был только паковый лед, а не открытая вода.

И все же все смотрели на ситуацию с удивительным оптимизмом. Макниш почти закончил увеличивать борта шлюпок, и результат его работы всех изумил. Оказалось, недостаток инструментов и материалов ему совсем не помеха. Он использовал любые подручные средства, например хлопковый фитиль для лампы и масляные краски Мэрстона.

В первый вечер после окончательной гибели «Эндьюранс» Шеклтон устроил особый ужин — рыбная паста и печенье. Все было очень вкусно.

«На самом деле у такой жизни даже есть преимущества, — писал Маклин. — Когда-то я где-то читал, что человеку для счастья нужны лишь полный желудок и тепло, теперь я начинаю понимать это. Никаких тревог, поездов, писем, ожидающих ответа, воротничков, которые нужно носить. Кто бы из нас не хотел, чтобы все это изменилось!»

В таком же хорошем настроении Маклин на следующий день отправился с Гринстритом охотиться на тюленей. Вдруг им в голову пришла мысль немного покататься по открытой воде. Они знали, что Шеклтон, не выносивший неоправданного риска, придет в ярость, если застанет их за подобным занятием. Поэтому они благоразумно удалились на некоторое расстояние, пройдя несколько участков ледяных торосов. Они нашли небольшую прочную льдину и забрались на нее, отталкиваясь лыжными палками.

Наслаждаясь катанием, они внезапно увидели Шеклтона, проезжавшего неподалеку в санях Уайлда. В это мгновение Шеклтон как раз посмотрел в их сторону.

Гринстрит писал: «Мы оба почувствовали себя провинившимися школьниками, которых поймали на воровстве в саду; тут же подгребли к берегу, вылезли и снова приступили к охоте, встретившись с ним уже в лагере. Но вместо длинной речи, которой мы ждали, он наградил нас лишь ужасающим взглядом и вернулся к своим делам».

Все знали, что Шеклтон ненавидел испытывать судьбу. За это он даже получил прозвище Осторожный Парень. Но никто никогда не называл его так в лицо. Все обращались к нему просто: Босс, — и матросы, и офицеры, и ученые. Это было скорее титулом, чем прозвищем. В этом слове звучала нотка фамильярности, но все же оно обозначало абсолютный авторитет, что очень соответствовало мировоззрению и поведению Шеклтона. Он хотел быть «своим» и работал над этим, настаивая, чтобы к нему относились так же, как ко всем остальным, чтобы он получал такое же количество еды и одежды. Он старался демонстрировать свое желание участвовать в повседневных делах, например носить общий горшок с едой из кухни к палатке. Он даже не раз сердился, когда повар относился к нему иначе, чем к остальным, и давал лучшие порции только потому, что он Босс.

Но это было неизбежно. Ведь он — Босс. Всегда между ним и остальной командой оставалась некоторая отчужденность, барьер, разделявший их. И с этим ничего нельзя было поделать. Просто при всей своей ответственности он не мог даже на мгновение поставить себя на их место. Другие умели расслабляться, отдыхать и просто жить нынешним моментом — Шеклтон не мог отдохнуть и расслабиться. Вся ответственность за экспедицию полностью лежала на нем, и это нельзя было не почувствовать, даже просто находясь рядом с ним.

Отчужденность Шеклтона была скорее моральной. Он всегда старался участвовать во всех делах команды, и одним из первых пришел в палатку номер пять, как только прошел слух, что там найдена новая колода игральных карт. Он тогда несколько часов вместе с Макелроем просидел там, обучая всех играть в бридж.