Незадолго до полудня небо слегка прояснилось. Уорсли тут же достал секстант. И как раз вовремя, потому что спустя четыре минуты солнце, сверкнув последним лучом, исчезло по-зимнему быстро. Но они успели: Уорсли сделал необходимые замеры, а Шеклтон записал показания хронометра. Оказалось, что «Кэйрд» находился на 58°38′ южной широты и 50°0′ западной долготы — следовательно, с момента отплытия с острова Элефант шесть дней назад они прошли двести тридцать восемь миль.
Это была почти треть всего пути.
Глава 34
Итак, одна треть пути была позади. Они продержались.
Весь день и всю ночь продолжал дуть юго-западный ветер, постепенно набиравший силу. И к тому времени, как мрачное серое небо слегка посветлело утром 30 апреля, поверхность воды угрожающе вспенилась, в снастях засвистела буря, бешено подбрасывая «Кэйрд» на каждой новой волне. Температура приближалась к нулю, а пронизывающий ветер, по всей видимости, дул со стороны находившихся недалеко от них льдов.
После рассвета стало значительно труднее управлять шлюпкой. Буря со скоростью шестьдесят узлов в час бросала ее из стороны в сторону, огромные волны постоянно угрожали перевернуть шлюпку. К середине утра она уже скорее барахталась, чем плыла, беспомощно переваливаясь с одного борта на другой, почти с каждой волной зачерпывая воду. Откачивать воду насосом в какой-то момент стало невозможно, и все бросились ее вычерпывать. К полудню шлюпка начала покрываться льдом.
Решение, казавшееся неизбежным, Шеклтон откладывал так долго, как только мог. Они откачивали и вычерпывали воду, пытались сбивать лед, упорно направляя шлюпку по заданному курсу. Полдень… час дня… два часа дня. Но все усилия оказались тщетны. Море было сильнее, «Кэйрд» больше не мог ему противостоять. Шеклтон нехотя отдал приказ разворачиваться. Спустили паруса, бросили за борт морской якорь на длинном канате — сложенный в форме конуса кусок парусины длиной около четырех футов, наполненный камнями. Он тормозил движение шлюпки и помогал противостоять ветру.
Эта уловка почти сразу помогла. По крайней мере теперь в шлюпку попадало не так много воды. Но она вела себя, словно одержимая. С каждой новой волной вздымалась вверх, затем падала на бок как будто только для того, чтобы якорь резкими рывками то и дело возвращал ее в горизонтальное положение. И при этом не было ни одного момента для передышки, ни единого спокойного мгновения. Оставалось держаться и терпеть.
Вскоре после этого на свернутых парусах образовалась наледь, и с каждым всплеском брызг они становились все тяжелее. Через час паруса превратились в цельную массу льда, шлюпка стала подниматься очень вяло. Паруса надо было снять. Это поручили Крину и Маккарти. Сбив наледь, они спустили их вниз, в и без того переполненное пространство под палубой.
Затем наледь стала образовываться вокруг весел. Все четыре весла лежали вдоль бортов. Когда лед начал нарастать, они превратились во что-то, напоминавшее небольшой фальшборт, который не позволял воде до замерзания попадать в шлюпку. Шеклтон с тревогой наблюдал за происходящим в надежде, что слой льда на палубе не станет слишком тяжелым. В наступающих сумерках он понял, что оставлять ситуацию на самотек до утра слишком опасно. Он приказал Уорсли, Крину и Маккарти выйти с ним на качающуюся палубу.
С большим трудом им удалось отбить образовавшийся вокруг весел лед и перевесить два из них за борт. Оставшиеся два весла привязали к канатам, поддерживавшим мачты примерно в восемнадцати дюймах над настилом, чтобы вся вода могла беспрепятственно стекать вниз. На это потребовалось больше двадцати минут, и к тому времени, как они закончили, стало совсем темно, все насквозь промокли и снова забрались под настил. Наступила очередная ночь.
Дежурные все четыре часа подряд дрожали, съежившись под настилом, промокшие и полузаледеневшие, стараясь сидеть прямо на ненавистных камнях, когда ветер изо всех сил раскачивал шлюпку.
Семь мучительных дней из-за этих камней было неудобно есть, они мешали откачивать и вычерпывать воду, серьезно затрудняли любые перемещения, делали сон практически невозможным. Но сущим мучением было передвигать их. Иногда это требовалось, чтобы сбалансировать шлюпку, причем поднимать их приходилось в полусогнутом состоянии, опираясь коленями на другие камни, что было, как правило, очень больно. К этому времени каждый острый краешек, каждая скользкая поверхность были всеми хорошо изучены и ненавидимы.
Помимо этого досаждали еще и волоски оленьей шерсти. Выбиваясь из спальных мешков, поначалу они лишь немного мешали. Неважно, сколько волосков оттуда выбивалось, казалось, их запас неиссякаем. Они были повсюду: на бортах шлюпки, скамьях, балласте. Они мокрыми комками прилипали к лицу и рукам. Людям постоянно приходилось их вдыхать, иногда они даже просыпались от удушья. Вездесущие волоски забивались в насос, их маленькие частички все чаще и чаще оказывались в еде.