Лидия Русланова. Душа-певица

Владимир Гиляровский написал стихотворение об этой мрачной дороге и посвятил его художнику Исааку Левитану. У Левитана есть прекрасный пейзаж, он так и называется: «Владимирка». Написан в голубовато-зелёных тонах поздней весны или раннего лета. Дорога, уходящая вдаль. По ней, обочиной, идёт пустынник с котомкой, в чёрном длинном одеянии, вроде бы монах. Идёт мимо часовенки с голубцом, под которым, должно быть, прикреплена иконка. Вдали, в полосе, озарённой солнцем, очертания белого храма. То ли город, то ли монастырь. И — леса, леса, леса. Россия без конца и без края. Именно такого Левитана любила Русланова. Гиляровский, влюблённый в эту картину, написал стихи:

Меж чернеющих под паром,
Плугом поднятых полей,
Лентой тянется дорога
Изумруда зеленей…
То Владимирка…
Когда-то
Оглашал её и стон
Бесконечного страданья,
И цепей железных звон.
По бокам её тянулись
Стройно линии берёз,
А трава, что зеленеет,
Рождена потоком слёз…
Незабудки голубые —
Это слёзы матерей,
В лютом горе провожавших
В даль безвестную детей…
…………………………
Чу!.. свисток. На всех парах,
Вдаль к востоку, мчится поезд,
Часовые на постах,
На площадках возле двери,
Где один, где двое в ряд…
А в оконца, сквозь решётки,
Шапки серые глядят!

Доведётся и Руслановой проследовать по Владимирке. Но это произойдёт нескоро. Три года она просидит во Владимирском централе. И только потом, в конце лета 1953 года её повезут на машине в Москву.

После революции владимирские рабочие и местные большевики приняли решение закрыть тюрьму. Кого сажать? Революцию совершили, теперь все будут счастливы и преступления совершать не станут. Но вскоре выяснилось, что преступников меньше не стало. Камеры теперь понадобились для белогвардейцев, всякой другой контры, священников, кулаков. В 1921 году Владимирский централ сделали губернским изолятором специального назначения. Специализация его заключалась в том, что здесь содержались политзаключённые, те, кому не нравилась советская власть и кто совершил против неё различные преступления. Таких тоже оказалось много.

Часть Владимирского тракта в 1919 году была переименована и получила мажорное название — шоссе Энтузиастов.

После войны Владимирская тюрьма вошла в систему «особых лагерей и тюрем», организованную на основе постановления Совета министров СССР № 416–159 от 21 февраля 1948 года «Об организации лагерей МВД со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников».

Здесь отбывал срок монархист, бывший заместитель председателя Государственной думы, идеолог Белого движения, писатель Василий Шульгин. В 1944 году его из Югославии переправили в СССР. Дали 25 лет. Отсидел он десять.

После войны здесь сидели генерал-лейтенант МВД Павел Судоплатов, генерал-лейтенант авиации Василий Сталин, писатели Галина Серебрякова и Леонид Бородин. Здесь в одной из камер свою «Розу мира» писал Даниил Андреев. Рукопись религиозно-философского трактата сохранил и впоследствии передал жене заместитель начальника тюрьмы по оперативной части Д. И. Крот. Обычно все рукописи подследственных после завершения дела уничтожались, попросту сжигались. Но эту оперативник почему-то сберёг. Должно быть, прочитал и проникся.

В своей одиночной камере над изготовлением радионавигационной станции для самолёта работал Георгий Угер. Его чертежи и записи по секретной почте переправлялись в Москву.

Здесь же ждали своей участи немецкие генералы и фельдмаршалы: Фридрих Паулюс, Фердинанд Шёрнер, Эвальд фон Клейст, начальник военной разведки (абвер) Ганс Пикенброк, последний комендант Берлина Гельмут Вейдлинг и др.

В конце 1940-х — начале 1950-х во Владимирском централе отбывали срок жена маршала Будённого певица Большого театра Ольга Михайлова[88], актриса Зоя Фёдорова и другие, о ком мы ещё расскажем.

Когда начали арестовывать членов семей партийных и хозяйственных работников, проходивших по «ленинградскому делу», в камеру, где находилась Русланова, подселили жён председателя Госплана СССР Н. А. Вознесенского и секретаря ЦК А. А. Кузнецова.

Зинаида Дмитриевна Воинова, жена Кузнецова, угнетённая случившимся, время от времени повторяла:

— Лёнюшки нет… Но я его не хоронила. А если не хоронила, то для нас он как будто есть.

Так и не смогла она поплакать на могилке мужа.

Мария Андреевна Литвинова-Вознесенская переживала ещё большее горе. Расстреляли не только мужа, но и его старшего брата, и сестру. Девяностолетняя свекровь умерла по дороге в ссылку.