И через несколько суток Русланова устроила очередной громкий разговор с администрацией тюрьмы по поводу переписки Зои Фёдоровой с сестрой и дочерью. И письма Зое Фёдоровой вскоре стали приходить. Правда, Руслановой и этот бунт вышел боком — её снова унесли в лазарет с высокой температурой и в полубреду.
Она всё делала основательно, с полной самоотдачей. Петь так петь. Любить так любить. Бунтовать так бунтовать.
Какое-то время соседкой по камере во Владимирке у Руслановой была и писательница Галина Серебрякова.
Ещё одна судьба.
Галина Иосифовна Серебрякова родилась в 1905 году в Киеве в семье профессиональных революционеров. Отец её Иосиф Моисеевич Бык-Бек после революции служил начальником политуправления войск ВОХР, полпредом в Хорезме, директором треста. В 1936 году был расстрелян. Мать Бронислава Сигизмундовна Красуцкая служила в ЧК. Галина получила медицинское образование, но затем ушла в журналистику. Мужьями её были исключительно партийные деятели, крупные большевики: первый — Леонид Серебряков, второй — Григорий Сокольников. Она свободно путешествовала по заграницам от Китая до Англии. По особому разрешению ездила в Западную Европу, где «собирала материал для книги о Карле Марксе». Роман «Юность Маркса» вышел в 1934 году. Она была членом Союза писателей СССР. В 1936 году её арестовали почти одновременно с мужем. Вместе с матерью и двухлетней дочерью она была выслана в Семипалатинск. Через три года Серебрякову снова арестовали и приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей как «жену врага народа». В 1945 году она была освобождена. Поселилась в Джамбуле и какое-то время работала по первой своей специальности — фельдшером. В 1949 году вновь была арестована и получила стандартную «десятку» «по обвинению в контрреволюционной агитации и участии в контрреволюционной организации». Из Владимирского централа она вышла лишь в 1955 году. В столицу её не пустили, отправили в ссылку в Джамбул. Правда, вскоре последовала реабилитация, и писательница всё же вернулась в Москву. Её восстановили в партии. В начале 1960-х годов Серебрякова завершила свою трилогию о Марксе. После лагерей и тюрьмы оставалась преданной большевичкой. Бранила тогдашних либералов в советской литературе, идейным вдохновителем которых был Илья Эренбург. В 1967 году в Париже на польском языке был издан её роман «Смерч» — о советских лагерях. Но Галина Серебрякова сразу же выступила с протестом и фактически отреклась от своей книги. В России роман появился только спустя 22 года, когда писательницы уже не было в живых. «Смерч» — единственная книга, написанная Галиной Серебряковой вне рамок «партийных требований к произведениям советской литературы». О пребывании во Владимирском централе в романе нет ни строчки.
Русланова тоже никогда не упоминала о Серебряковой.
Татьяна Окуневская, по всей вероятности, попала во Владимирский централ позже Руслановой. В своих мемуарах она писала: «…Тюрьма огромная, старая, гнилая, грязная, холодная, похожая на Тауэр. Командует всем довольно интересная, с умным лицом, матёрая женщина лет тридцати пяти, и она сразу подтащила меня к подоконнику: стены исписаны, оказывается, исписан фамилиями и широкий подоконник на уровне наших верхних нар. Она показывает чем-то выдавленную фразу: „Лидия Русланова“.
— Это правда?
— Да.
— Сейчас мы напишем и вашу.
Какое постыдное чувство: от того, что здесь была Лидия Андреевна, на душе легче, я не одинока в этом ужасе…»
Арест, Лефортово, Озерлаг, Владимирская тюрьма… Пять лет жизни. Самый расцвет её певческого дарования был прерван лагерями и тюрьмой. Годы, прожитые
Изменился и характер. Как вспоминают люди, окружавшие Русланову после выхода из тюрьмы, «прежней жизнерадостности и энергии мажора» в ней уже не было. Из тюрьмы вышла другая Русланова.
Глава двадцать седьмая
ПОСЛЕ ТЮРЬМЫ
«Из-под стражи освободить и полностью реабилитировать…»
Пятого марта 1953 года обитатели Владимирского централа проснулись раньше обычного.
Режим в тюрьме был таков: в 5.00 — подъём; ломоть хлеба с тёплым жидким чаем; 20 минут прогулки по двору размером 4x6 метров; обед — каша с рыбой, вернее, мелкими костлявыми рыбками, которых называли «весёлыми ребятами»; вечером — чай с хлебом, если хлеб оставался с утренней пайки. Раз в десять дней — душ. Единственная настоящая тюремная радость. Правда, и эту радость администрация приправляла ложкой дёгтя: в душ чаще всего поднимали и вели среди ночи.
Давно известно, что в тюрьмах все новости узнают раньше, чем на воле.