Лидия Русланова. Душа-певица

в частных беседах «с помощником командира 36-го стрелкового корпуса генералом С. П. Павловым утверждал, что у нас в стране отсутствует свобода личности»;

«вместе с женой занимался прославлением и преувеличением заслуг маршала Жукова».

А вот ответы генерала Крюкова, вернее, обвиняемого Крюкова, на вопросы председательствующего на суде генерал-майора юстиции Зырянова: «Когда в 1947 году Жуков был снят с должности Главнокомандующего сухопутных войск и назначен на должность командующего в ОдВО, я и Минюк выражали недовольство по этому поводу. Минюк рассказывал мне, что как-то на вечере один из офицеров плохо отзывался о Жукове. Минюк так возмутился, что со злости порвал свой китель».

«В 1946 году, по случаю дня рождения моей дочери, я пригласил к себе Жукова. У меня тогда собрались писатели и артисты с жёнами. Писатель Погодин[74] попросил Жукова рассказать что-нибудь о разгроме немцев под Москвой. Жуков рассказал, но при этом ни словом не упомянул о роли Сталина».

Вскоре председательствующий подошёл и к теме Руслановой:

«— Правильно вы показали на следствии, что Русланова допустила враждебный выпад по адресу Советского правительства? — спросил генерал Зырянов.

— Она не имела при этом враждебного намерения.

— На следствии вы показали, что „при всяком удобном случае я превозносил Жукова, как непревзойдённого полководца, в чём мне активную помощь оказывала моя жена Русланова, которой по адресу Жукова было пущено в обиход образное выражение ‘Георгий Победоносец’“. Правильно показали?

— Правильно.

— Далее, вы дали такие показания: „В своём зазнайстве Жуков дошёл до того, что стал противопоставлять себя Верховному Главнокомандующему, бесстыдно заявляя, что не Сталину принадлежит заслуга в разгроме немцев, а ему — Жукову“.

— Жуков никогда не говорил, что ему принадлежит заслуга в разгроме немцев, а не Сталину. Но поскольку он подчёркивал своё „я“, то я пришёл к такому выводу».

К «такому выводу» генерал Крюков «пришёл» на пятый день своего пребывания в Лефортовской тюрьме, когда его, избитого до полусмерти, приволокли к заместителю начальника Следственной части МГБ полковнику Лихачёву.

— Молчишь, гад! — заорал на генерала Лихачёв. — Пока молчишь, будем бить. Всем известно, что Жуков предатель. Ты должен дать на него показания. Хочешь спасти себя? А свою жену? А дочь? Учти, ты только пешка во всей этой игре. Всё равно мы тебя заставим подписать всё, что необходимо.

Полковника Лихачёва вскоре арестуют. Вместе с Абакумовым и его ближайшими подручными. И вот что он скажет следователям:

«— Все арестованные ежедневно допрашивались с короткими перерывами до 5–6 часов утра.

— Им не предоставлялось времени для сна?

— Да, фактически так и было, но такова была введённая Абакумовым система следственной работы СМЕРША, причём протоколы допросов арестованных по этому делу не составлялись. Я составлял обобщённые протоколы в отсутствие арестованных по своим заметкам».

По воспоминаниям самого генерала Крюкова, обычно его выводили на допрос в 10–12 часов дня и держали до 5–6 часов вечера, а затем в 10–11 часов вечера до 5–6 часов утра.

Из воспоминаний генерала Крюкова: «И начиналось зверское избиение резиновой палкой, причём били по очереди, один отдыхает, другой бьёт, при этом сыпались различные оскорбления и сплошной мат. Я не знаю, сколько времени они избивали меня. В полусознательном состоянии меня унесли в „бокс“. На следующий день часов в 11–12 меня снова повели к следователю. Когда ввели в кабинет, меня снова капитан Самарин и тот же самый майор начали избивать резиновой палкой. И так меня избивали в течение четырёх дней и днём и ночью».