Liebe deinen feind (Возлюби врага своего)(СИ)

— Мы в этой России все получим по своему березовому кресту. Помяни, капитан, мое слово! Всем, всем, всем по березовому кресту!!! — заорал танкист и, шатаясь, пошел к своему столу за которым, вероятно, сидели его соратники.

Они уже были готовы утихомирить майора в случае приступа его необдуманного буйства. Вот тогда, когда танкист ушел, до меня-то и дошел смысл сказанных им слов. Вероятно, он был прав. Вероятно, что уже многие офицеры и солдаты стали задумываться о перспективности этой восточной кампании. Но присяга, принятая на верность Германии и фюреру, идеалам национал-социалистической партии, еще вдохновляла нас на бессмысленные подвиги вдали от своего дома.

— Видал, малыш, как людей война меняет? Он в каждом человеке видит врага. Если мы проиграем эту великую битву, то благодаря таким, как этот майор! Безмозглый идиот! — сказал капитан, слегка разозлившись. — Он пал духом и поэтому обречен!

Впервые очутившись в столь публичном месте, я старался приглядеться и сориентироваться, чтобы со стороны не выглядеть белой вороной. Ведь в этом прифронтовом гасштетте я был единственным рядовым среди офицеров и унтер-офицеров. Здесь вдали от линии фронта было довольно уютно и тихо, и эта тишина слегка расслабляла мой уставший от войны организм.

Слегка утолив голод, капитан расслабился и, задумавшись, со стеклянными глазами, уставился в сторону сцены. Там при свете софитов скакали русские девушки, развлекая нас своими тугими ляжками, одетыми в ажурные шелковые чулки. Я тогда совсем не думал о том, что придет то время, когда они будут расстреляны и сосланы в лагеря, только за то, что они просто хотели жить. Их нежная кожа в условиях сибирского мороза увянет, и они смогут вернуться домой только тогда, когда последний пленный немецкий солдат покинет эти бескрайние российские просторы. Сколько жизней, сколько людских судеб искалечит эта война? Сколько людей потеряют своих любимых, и во всем будем виноваты только мы, солдаты Великой Германии?

— Ну что раскис, Кристиан!? — спросил капитан, глядя на меня. — Ты хочешь девку?

— Я, господин капитан, просто задумался, — ответил я, так как от выпитого шнапса мне было удивительно приятно и хорошо.

— Ты я вижу на русских баб засмотрелся!? — спросил капитан с издевкой. — Наверное, мечтаешь загнуть какую-нибудь славянку буквой «Z» в местном туалете!?

— Так точно, господин капитан, у меня действительно проснулось такое желание! Хорошие девушки эти славянки, черт бы их побрал!

— О, Кристиан! Я же абсолютно забыл, что ты еще девственник! Сейчас мы это дело поправим, — сказал Крамер, подзывая официанта.

Официант подошел к нашему столику и что-то спросил по-русски. Капитан, поглядывая на меня, стал что-то говорить «Ивану». Тот, улыбаясь, кивал головой и когда капитан, достав сто рейхсмарок, протянул их русскому, тот стал, широко улыбаясь, раскланиваться.

— Ну что, малыш, готовься. Сейчас у тебя будет первая русская фрау, которая сможет из тебя сделать настоящего мужчину. Там в номерах ты можешь делать с ней, что хочешь, это мой тебе подарок.

— Я, господин капитан, боюсь, — сказал я, не представляя, как это я буду заниматься любовью, если ни разу не делал этого.

Глаза Крамера округлились и, улыбнувшись, он сказал:

— Кристиан, ты, когда под Беляевым шел врукопашную с большевиками, не боялся!? — спросил Крамер, улыбаясь.

— Не боялся, господин капитан! Но ведь там был враг.

— Так что, ты русской девки испугался!? — спроси он, прищурив глаза.

— А вдруг у меня ничего не получится!? — сказал я, ощущая какую-то нервную дрожь, которая прокатилась по всему моему телу.

— Ты, малыш, расслабься и доверься ей, она тебя всему научит. Был бы сейчас с нами Уве, он бы тебе показал, как это делается, — сказал Крамер и, налив себе рюмку водки, одним махом по-русски выпил её за упокой его души.

В тот самый момент я вспомнил, как он шутил перед нашей последней вылазкой. Как мы жались к нему, лежа с головой в снегу и согреваясь от его большого и доброго тела.

От слов сказанных Крамером по моему горлу прокатился какой-то ком.

— Возьми себя в руки, солдат! Ты еще нужен Великой Германии! — сказал капитан, глядя, как по моей щеке пробежала слеза горечи. — Не распускай сопли, солдат, а то ни одна девка с тобой не захочет трахаться. Я тебе вот, что скажу! Что немка, что полячка, что русская — все едино. Бабы везде бабы и мечтают только об одном, как бы кто нибудь воткнул в неё свой кожаный кинжал до самого желудка. Им бабам абсолютно неведомы понятия Родина и долг. Для них Родина там, где живут ее муж и дети. Где живет её семья. А на все остальное им наплевать.

— Я уже готов, господин капитан! — сказал я под легким воздействием русского шнапса.

В ту самую минуту, подогретый алкоголем, я вполне был готов затащить в постель даже гремучую змею. Мне было уже все равно, лишь бы быстрее избавиться от повода для насмешек со стороны своих товарищей по оружию. Почувствовав себя настоящим львом, я сказал:

— Господин капитан, я готов! Я им докажу, докажу, что солдат вермахта не только герой на поле брани, но и в постели тоже!