Liebe deinen feind (Возлюби врага своего)(СИ)

По всей деревне стояли тыловые и комендантские части, а также мобилизованные из числа фольксштурма, которые занимались сбором провианта для наших регулярных войск. Этих народных служак мы называли «хомяками» за их неуемный труд по сбору провианта. Было удивительно, что «Иваны», используя, как прикрытие эти небоеспособные воинские формирования, делали свое дело и систематически отстреливали офицеров группы «Велиж», возвращающихся в штаб в Сураж или в Германию. За несколько дней, таким образом, было убито около десятка наших офицеров, которые навсегда остались в русской земле на воинском кладбище деревни Беляево.

Войдя в деревню, я принял решение не выдавать планов группы, а рассеять её среди тыловиков, маскируя тем самым наши намерения. Обойдя все селение, в принципе ничего подозрительного обнаружено не было, кроме многочисленных следов в снегу около Двины. Следы пересекали заснеженную реку во всех направлениях, и было трудно определить их принадлежность врагу или нашим мародерам. Но все же решение было принято, и вся эта территория была взята нами под контроль.

Глядя на службу тыловых подразделений, было ясно, что в их обороне, существует много дыр, которые и использовали большевики для достижения своих коварных целей.

Утром следующего дня созрела здравая идея, как нам найти русского снайпера. В деревне Гредяки, что в трех километрах от Верховья располагался пересыльный пункт русских пленных, которые ждали отправки в Германию. Пленные содержались в большом сарае на краю деревни. Русские использовали его до войны для сушки льна. Узнав, где квартирует комендант пересыльного пункта, я зашел в одну из деревенских хат.

— Хайль Гитлер, господин гауптман! — поприветствовал его я, как полагается уставом вермахта.

— Хайль! Что вас привело ко мне, унтер-офицер? — спросил он меня, не отрываясь от жареной яичницы с беконом и гренками.

Я представился:

— Кристиан Петерсен, унтер-офицер отдельного диверсионно-разведывательного подразделения «109 Вольф».

— Что привело вас, унтер-офицер? — спросил капитан СС, повторив свой вопрос.

— Я, господин капитан, хотел бы взять у вас одного пленного для специальной операции по нейтрализации русского снайпера в районе деревни Верховье. Мне нужен здоровый солдат или офицер, чтобы переодеть его в форму нашего полковника.

— Вы, унтер-офицер, зря обольщаетесь в надежде найти хорошую подсадную утку. Очень трудно из всей этой кучи ходячих мертвецов подобрать нужного вам человека. В нашем лагере только одни вшивые доходяги, которые даже до отправки в лагеря вряд ли доживут. Уже неделю мы не можем отправить их по причине объявленного траура по южной группировке, а морозы, вы сами видите, какие!

— Я постараюсь выбрать! — сказал я, не теряя надежды. — В сорок втором морозы здесь были намного сильнее, однако большевики выживали в таких жутких условиях.

— Клаус! Клаус! — прокричал капитан, и в комнату из соседнего помещения вошел здоровенный солдат войск СС.

— Я слушаю вас, господин капитан, — сказал он трубным голосом, глядя на меня.

— Сходи с унтер-офицером к «Иванам», он подберет там себе хорошую мишень.

— Я сомневаюсь, что из этих доходяг можно выбрать лучшего, — сказал он, но подчинился приказу капитана и любезно проводил меня в большой сарай, возле ворот которого стояло несколько русских баб с узелками в руках.

Они надеялись передать пленным продукты, но часовой всякий раз огрызался, направляя на них автомат. Открыв ворота, моему взору предстала ужасная картина. Большевики сгрудились в кучу, грея друг друга своими жалкими изголодавшимися телами. В дальнем углу сарая были сложены голые тела мертвых. Одежда мертвым, по-видимому, была не нужна, поэтому русские делили её между собой. Раз в сутки их кормили жалкой похлебкой, сваренной тыловиками из неочищенной картошки и мороженой капусты.

Стоя в воротах, ко мне подошла одна из русских женщин и, встав на колени, со слезами на глазах попросила передать жалкий сверток пленным.

— Клаус! — обратился я к эсэсовцу. — Проверьте их узелки и накормите пленных. Возможно, нам скоро понадобится их помощь. Пусть наберутся сил.

Солдат взял у русской бабы узелок, развернул его, высыпая все на снег. Убедившись, что в узелке кроме нескольких вареных картофелин, краюхи хлеба и нескольких луковиц не было никакого оружия. Он стал ногой пинать эти продукты в сарай. Бабы, видя, что солдат сжалился над пленными, стали сами высыпать свои узелки возле входа в сарай. Уже через несколько секунд возле сарая выросла небольшая кучка продуктов.

Солдат СС вошел в сарай и, толкнув ногой нескольких пленных, указал на эту кучу. Пленные поднялись и, набирая в руки жалкую пищу, стали раскладывать её на широкой доске, прибитой к стене в качестве полки.

Я вошел в сарай, где было несколько сотен пленных, и стал всматриваться, выбирая мишень для проведения запланированной акции.

Измученные пленные солдаты смотрели на меня жалкими глазами. По ним было видно, что почти каждый из них решает, что пришел их час, и я призван конвоировать их в лагерь.