Liebe deinen feind (Возлюби врага своего)

По окончании связи мы, не теряя драгоценного времени, вышли на юг. Я с Вольфом шел в авангарде впереди всех, прислушиваясь к каждому шороху, каждому дуновению ветра и потрескиванию сухих сучьев. Чем ближе становилась наша цель, тем осторожней мы продвигались, боясь напороться на большевиков. Нередко замаскированные передовые дозоры располагались в глубине лесной чащи. Достаточно было нарваться на один из постов, как тут же все пространство закипало от пулеметного и винтовочного огня, демаскируя разведку и сводя все потраченные силы на нет.

Я полз по снегу, а все мои мысли были в Ордруфе рядом с Габриелой. Я вспоминал наш с ней единственный день и единственную ночь, когда волна страсти охватила нас, унося в небывалое приключение. Я вспоминал её глаза, вспоминал её нежную кожу и красивую грудь, а на душе было необычайно муторно. Какое-то странное предчувствие тяготило мою душу, и я никак не мог избавиться от этого гнетущего чувства.

С каждым шагом наш нелегкий путь сокращался, а для многих моих товарищей сокращалось и время их жизни. По странному стечению обстоятельств, только мне одному удастся выжить в этой бойне, оставляя на мартовском снегу своих погибших фронтовых друзей.

Подойти к Ильино в свете дня было полным самоубийством. Село просто было наводнено русскими. Они были повсюду — шли строем, ехали на машинах и подводах, вертелись с котелками возле полевых кухонь, создавая для нас препятствие по достижению своей цели. Глядя в бинокль, я увидел стоящую на окраине села кирпичную водонапорную башню и небольшой кирпичный ангар. Там, по моему предложению и была та самая железнодорожная развязка.

Двумя группами мы, ползя в снегу, двинулись в сторону этой большевистской башни. Переползая от одного куста к другому, около часа мы подбирались к этому чертовому узлу на расстояние одного броска. Укрывшись в зарослях под берегом небольшой речки, моя группа перешла в ожидание наступления темноты. Было решено под покровом сумерек приступить к осуществлению операции.

Вдруг неизвестно откуда в небе над селом появились наши бомбардировщики «88-Юнкерсы» и «111-Фокевульфы». В одно мгновение захлопали зенитки русских, и все окружающее нас пространство наполнилось дымом, огнем и хаосом. Бомбы сыпались на головы «Иванов», а они застигнутые врасплох, прятались в укрытия, словно тараканы.

Впервые в жизни я тогда очень пожалел, что наша доблестная авиация утюжит большевиков, не согласовав свои действия с фронтовой разведкой. Этот налет мог повредить нашей операции и даже случайно демаскировать нас. Любая бомба, попавшая в железнодорожное полотно, могла свести наши усилия на нет, и тогда «Иваны» даже под ураганным огнем кинулись бы срочно восстанавливать путь до самого прибытия военного эшелона.

Я сидел в холодной норе под берегом и впервые молил Бога, чтобы наши бомбы не повредили большевикам их железную дорогу. Через пять-семь минут налет на русских закончился. Все село было охвачено огнем и дымом, слышались стоны раненых и крики командиров. В такой жуткой обстановке появилась небольшая надежда на успех нашего мероприятия. Дым от горящих домов, машин и вагонов довольно сильно прикрыл депо. Как раз в то время мы и почувствовали, что наступило время нашей игры. Как и оказалась, я, принимая решение, был действительно прав.

Основной путь делился на три параллельных ветки, одна из которых вела к гидранту для заправки паровозов водой, другая ветка проходила через кирпичный ангар, в котором, вероятно, располагалось ремонтное депо. Около него под навесом стояла подпертая железными «башмаками» мотодрезина, служащая ремонтным бригадам средством передвижения по этой ветке. В сторожевой будке при свете керосиновой лампы виднелся контур русского часового. Он раз от разу выглядывал в окно, но выходить на пост явно не хотел.

— Вольф, вот и пришел твой час, — сказал я своему солдату. — Нужно убрать этого часового, а мы выкатим дрезину на основной путь. Пока «Иваны» там тушат пожар, мы под прикрытием дыма сможем зарядить эту тачку и отправить её в путешествие навстречу большевистскому эшелону.

Вольф, слившись с поверхностью земли, пополз по грязному мартовскому снегу в сторону сторожевой будки, держа кинжал в зубах.

Смеркалось…. Сквозь эту мглу, заполненную дымом от пожарищ, Вольф ворвался в будку. Звуки горящих хат да крики русских солдат, скрывали наши действия от обнаружения. Вольф, переодевшись в тулуп убитого им часового, вышел из будки, и трижды по договоренности моргнул фонариком. По его сигналу мы тут же выскочили из-за своего укрытия и дружно набросились на дрезину, бесшумно перегоняя её на основной путь. Уже через несколько минут она, снаряженная почти сотней килограммов тринитротолуола, стояла в полной готовности к отправке.

В свете пожаров было видно, что к сторожевой будке идет смена караула из трех вооруженных винтовками «Иванов». Большевики, разговаривали между собой, мелькая огоньками горящих самокруток. В наступившей темноте они абсолютно ничего не видели и не подозревали о нависшей над ними опасности.