Liebe deinen feind (Возлюби врага своего)

Первое, что я увидел после своей смерти, это была соломенная крыша какого-то сарая и очень красивое лицо молоденькой девушки, укутанное в белый платок. Её голубые глаза смотрели на меня с невероятным сочувствием и нежностью. Я тогда абсолютно не помнил, сколько я пробыл без сознания и где я нахожусь. Все, что всплывало в памяти, это страшная красная вспышка после которой наступил полный черный провал. Лицо девушки точно также всплывало передо мной в минуты возвращения с того света, но каждый раз очнувшись, я вновь и вновь уходил. Сколько продолжалась борьба моего организма за жизнь, я не помнил, но однажды я уже навсегда открыл свои глаза и уже больше не проваливался в черную яму небытия.

Неизвестная девчонка, склонившись надо мной, прикладывала к моей ране на груди какие-то компрессы. Одна моя нога была перебинтована и к ней была привязана странная доска, не дающая даже согнуть её в колене. Когда я окончательно пришел в себя, мне страшно захотелось есть и первое, что я сказал этой девчонке после столь долгого молчания, это было:

— Essen, ich bin sehr will zu essen! (Кушать, я очень хочу кушать), — сказал я воспаленными и потрескавшимися губами.

Девушка улыбнулась, и тонкая струйка теплого сладковатого молока оросила мои губы. В ту минуту я с жадностью стал глотать молоко, стараясь насытить свой истощенный организм этой живительной и целебной влагой, которая с каждой минутой возвращала меня к жизни. Я глотал, глотал и глотал то, что подавала мне эта девчонка, и когда моих сил больше не было, я впервые заснул с блаженной тяжестью в своем желудке.

Её визиты ко мне были довольно частыми и носили систематический характер. Первое, что я тогда обнаружил, придя в себя, это полное отсутствие моей униформы. На белые русские кальсоны и такую же русскую рубашку были натянуты ватные штаны и теплая солдатская телогрейка, снятая, по всей видимости, с покойного «Ивана». Рваная рана на моей груди постепенно заживала и затягивалась свежей тоненькой розовой кожей. Все тело было разбито, и любое движение пронизывала острая боль. Нога также болела, но, прикрученная к ней доска, фиксировала её, создавая определенную жесткость.

Когда я более или менее смог вращать головой, я увидел, что нахожусь в старинном бревенчатом сарае. Подо мной лежала огромная охапка соломы, покрытая старым ватным одеялом. Три раза в день девушка приносила мне молоко и небольшие кусочки вареного картофеля. Со дня на день я все больше и больше набирался настоящих сил, и с помощью палки научился подниматься и слегка передвигаться по этому сараю, рассматривая через щели окружающую местность. К моему удивлению, снега уже не было. Сколько я пролежал здесь, я не мог понять, как не мог понять и то, как я оказался в этом сарае. Я не понимал, не понимал всего происходящего, потому что точно знал, что должен был погибнуть. В один из дней, когда мне стало заметно лучше, я спросил эту девчонку:

— Ты кто, как звать тебя? — она, не понимая, только хлопала своими густыми ресницами и мило улыбалась мне.

Своей нежной рукой она протирала мое лицо тряпкой, смоченной родниковой водой. От её прикосновений мне тогда становилось легче и я, закрыв глаза, спокойно засыпал. Просыпаясь, я вновь видел её, и мне до ужаса хотелось знать её имя.

— Я, я, ист Кристиан, — сказал я ей, и показал на себя своей рукой.

— Как тьебя завут? — спросил я, вспоминая русские слова, заученные от капитана Крамера и из справочника солдата.

— Меня — Мария, — ответила она и вновь улыбнулась.

В тот миг я видел только её улыбку, видел её белые зубы и курносый носик, который был обильно усыпан рыжими веснушками. Она вновь подала мне картофель и молоко и, хихикнув напоследок, убежала.

Тогда для себя я заметил, что по ночам стало заметно теплее, а днем яркое солнце пробивалось сквозь щели сарая, тоненькими лучиками оставляя на земляном полу бесчисленное множество солнечных зайчиков.

С моей поправкой Мария стала появляться чаще и чаще. Теперь она могла часами сидеть рядом и улыбаться, заливаясь смехом. На любое сказанное мной слово она смеялась и старалась повторить за мной следом диковинные иноземные слова. Я тоже решил играть по её правилам и стал повторять за ней русские слова, складывая из них простые предложения.

От неё я узнал, что ей исполнилось семнадцать лет. Что раньше она жила на хуторе с братом и дедом, вдали от всех деревень. Я узнал, что еще до войны Мария проживала в Ленинграде. Она приехала перед самой войной к дедушке и бабушке на каникулы, не зная о том, что мы уже взяли Минск и Смоленск. Из-за боев ей пришлось остаться здесь в надежде, что они не дойдут до этих мест, но случилось обратное. Пошел уже третий год, как она безвыездно находилась в этих лесах и все эти годы она помогает ставшему вдовцом своему деду.

Наши войска, не желая встреч с партизанами, миновали эти чащобы, а русские тоже не старались заглядывать в эти заболоченные места, которые стратегических интересов ни для одной из сторон не представляли.