Он ошибался. Приступ повторился уже через неделю. Глубокой ночью Вэл вдруг сквозь сон услышал сдавленные крики. Они были такими глухими и отдаленными, что он долго не мог очнуться ото сна, а когда пришел в себя, то с ужасом вскочил на ноги, не веря, что способен на такое. Девушка безмятежно спала на краю кровати, свернувшись калачиком, когда Вэл внезапно напал на неё и начал душить подушкой. Он делал это молча, не проронив ни единого звука с такой нечеловеческой силой, что отбиться от него не представлялось возможным. Понимая, что криков он не услышит, а запас воздуха заканчивается, девушка, собравшись с силами, пнула его двумя ногами и попала в слабое место. Вэл мгновенно очнулся и, отбросив подушку в сторону, сложился пополам от боли. Хватая ртом воздух, словно выброшенный на берег окунь, девушка в панике сжимала похолодевшие кулачки и понимала, что так продолжаться не может.
- Почему во время приступов ты пытаешься меня убить? Это твое подсознательное желание? - спросила она охрипшим голосом.
Вэл только покачал головой. Он не знал ответа на этот вопрос.
Через месяц девушка навсегда исчезла из его жизни, оставив на холодильнике записку наискось коричневой помадой: "Прости". В холостяцкой квартире Вэла напоминанием о ней остались лишь отверстия от саморезов, где раньше висели её бесчисленные полочки для косметики, зеркала и крючки. Она забрала с собой даже полотенца и салфетки со стола, не оставив ничего, чтобы не вернуться больше никогда.
Вэл её не осуждал. Ни у каждой двадцатилетней девушки найдутся силы связать свою жизнь с психически ненормальным человеком. Обследование выявило у него опухоль между полушариями, в таком неудобном месте, где достать её очень сложно. При определенных, часто стрессовых, ситуациях, опухоль напирала на отдельные участки мозга, вызывая либо кратковременную потерю памяти, либо агрессию, либо эпилептические припадки. Такие проявления болезни могли случиться где угодно. Хоть на работе, хоть дома, хоть на улице, хоть за рулем. Первым делом врачи спросили про старые травмы головы. Вэл вспомнил, как он летел с крыши Дома культуры, и кивнул, мол, были. И тут же от отца получил затрещину, словно пятилетний ребенок.
- Пап, - попытался возмутиться он.
- Тебя, ублюдка, родили нормальным человеком. Поиграл во взрослую жизнь?
- Но ведь можно полечиться в Израиле, - сделал еще одну попытку оправдаться Вэл.
- Конечно, можно, сынок, - кивнул отец. - Узнавай стоимость лечения и начинай копить. Продавай свою трешку, машину, остальное заработаешь.
Вэл не верил своим ушам.
- Пап, ты понимаешь, что мне не хватит?
- Понимаю. Но напоминаю, что я свою миссию выполнил. Мать родила тебя нормальным человеком, сама чуть не умерла, чтобы ты родился здоровым. Мы тебя вырастили, выкормили, воспитали. Я дал тебе всё для нормального существования. Таблетки и полет с крыши были твоим выбором, сын. За свои поступки нужно учиться отвечать. Верно я говорю, доктор? - отец обернулся к седовласому невропатологу, тщательно делавшему вид, что он заполняет карточку и ничего не слышит. - А то я жизнь кладу к ногам Валерки, а он себя химией с алкоголем по барам травит! Несправедливо.
Отец вежливо откланялся, поблагодарив врача суммой, несколько превышающей его зарплату за полгода. Вэл, абсолютно растерянный, вышел вслед за ним и сел в свою машину. Опустив голову на руль, он глубоко вздохнул, стараясь осознать, что же происходит и как быть с этим всем дальше. В окошко раздался стук, и Вэл, увидев отца, опустил стекло в надежде, что тот передумал.
- Валер, ты бы за руль не садился. Вдруг приступ схватит прямо по пути. Разобьешь машину и придется продавать её на запчасти. Больше полумиллиона за неё тогда не выручишь. Обидно будет. Держись, сынок. Я с тобой.
Сергей Васильевич протянул руку и положил на приборную панель два мятых червонца.
- Это тебе на троллейбус. А на сдачу купи себе мороженое, а то жарковато сегодня.
Обмахиваясь своим тяжелым портмоне, словно веером, отец поспешил скорее в прохладу собственного авто, где водитель давно ждал его с предусмотрительно включенным кондиционером. Вэл же в одиночестве остался сидеть в своей машине, вдыхая запах кожаного салона и понимая, что жить ему хочется больше, чем кататься на дорогом авто. Подсчитывая на смартфоне последней модели сумму, необходимую для лечения, он наткнулся взглядом на карту в бардачке. Она была оформлена на него, но отец имел к ней доступ. А еще у него была рабочая карта, на которую ежемесячно поступал его зарплата - сумма которую он обычно тратил за день, максимум, два. Отец не знал о её существовании, а значит не имел к ней доступа. Решение пришло молниеносно. Быстро перекинув деньги с золотой карты отца, на собственную, он сорвался в ближайший банк, чтобы успеть всё обналичить, до того, как до блокировки счетов доберется отец.
На тот момент он еще не знал, что не успеет даже выехать со стоянки.
* * *