Лифтофобия (СИ)

Вдруг какой-то там детерминизм Вселенной существует, и мне сразу же нарекли – тебе проигрывать.

Вписали меня в неудачники, вот мне теперь так и не везёт.

(Или, может, это карма за то, что до этого всё довольно хорошо было?)

Я усиленно думал об этом в тот поздний вечер, сидя дома в полном одиночестве.

Именно сидя, поскольку, как ни пытался, уснуть так и не смог – вместо этого развалился в кресле перед окном, включил на компьютере зачаровывающие мелодии, написанные специально для фэнтези-романов, и курил одну сигарету за другой… с перерывами, конечно, но курил.

Бывают такие моменты, когда хочется просто уйти ото всех, взять сигарету, да и потонуть в собственных размышлениях.

В какой-то момент я даже начал было представлять, что рядом сидит Кэт и разговаривает со мной.

Дурка это или не дурка, а только гении в интересных историях тоже злоупотребляют подобным, вспомнить того же Шерлока Холмса и его пресловутые «Чертоги разума».

«Я сейчас как никогда напоминаю себе Гоголя в момент, когда его посетил Дьявол»

И вот сидит Кэт рядом, на воображаемом стуле, как обычно гордо выпрямившись, закинув ногу на ногу, задумчиво смотрит куда-то вперёд.

Я, разумеется, пялюсь на её здоровенную грудь и как обычно пытаюсь убедить себя не делать этого…

– Да брось, Гоголем тебе никогда не стать, – говорит она. Казалось бы, снова пытается меня принизить, но вдруг добавляет, – он-то ведь помер девственником, тебе такое уже не грозит.

Это правда.

Я вспомнил, какой дикий кринж испытывал при чтении произведений Гоголя – где он неумело пытался описывать романтические отношения, а в сказке про Купальскую ночь даже добавил: «Ну вы знаете, что бывает, когда парень и девушка селятся друг напротив друга».

(Вот как раз ты, Коля, этого как раз, похоже, не знаешь)

Бьюсь об заклад, поселись Гоголь напротив девушки, каждый раз бы опускал взгляд при встрече с ней, а она бы и не замечала его существования.

Я легонько улыбнулся.

Не из-за Гоголя; просто мне вдруг вспомнилась школа, и мои бесконечные споры с нашей учительницей по литературе, которые веселили весь класс, а меня это только больше подзадоривало, и я спорил всё больше и больше.

Не то, чтобы я был эдаким нонконформистом и желал постоянно быть против всего, просто именно на уроках литературы я чувствовал себя в своей тарелке и с неподдельным интересом размышлял обо всех тонкостях этого ремесла.

Меня всегда удручало то, как школьные учителя пытаются возвести на Олимп русских классиков 19 века, хотя язык их казался мне всегда довольно слабым.

В свободное время я читал много западной литературы – Оскар Уайльд, Айн Рэнд, Марка Твена.

Для меня они выглядели куда ярче и интереснее; они не пытались навязать какую-то мысль, а лишь описывали яркий мир, в котором мне хотелось жить.

Я ощущал себя частью этого куда лучшего мира, чем наша реальность.

А потом практически единственный в классе мог осилить подобный спор с учительницей литературы, и ощущал себя кем-то особенным.

(Как гений, который может понять то, что не дано остальным)

А потом я пришёл на филологический факультет, и оказалось, что я даже не в тройке лучших.

Наверное, даже не в пятёрке.

Маша, Кэт и этот чёртов Димас, которого я с каждым днём всё сильнее ненавидел, сто очков форы мне дадут.

Так может, поражения начались не из-за Кэт, а просто потому что началась взрослая жизнь, и это было неизбежно?

Воображаемая Кэт снова оборвала меня:

– И вовсе дело не во взрослой жизни. Ну вспомни же, ведь поражения были и в школьные года.

Как ни обидно было признавать подобное, но она снова права.

Уже в школе я выделялся… и был при этом белой вороной…

Как и в любой школе, большинство моих дноклассников были быдлом и непорядочными девушками, хоть и не все.

Я уже тогда старался ломать шаблон простых социальных делений, как какой-нибудь Барт Симпсон: не боялся и порою сам интеллектуально подкалывал своих сверстников, хоть временами это и заканчивалось лещом для меня, умышленно показательно пытался не вписаться в их компанию, заявляя, что хочу быть «самой белой вороной в мире».

Уже в школьные годы я любил сарказм, отбирая себе таких кумиров как Чацкий, Шерлок Холмс, слуга Обломова Захар, и практически любой герой из «Портрета Дориана Грея».

Зная многие книги из школьной программы чуть ли не лучше нашей учительницы, каждый урок я умышленно превращал в дебаты, и в обсуждениях участвовали только мы двое. Иногда ещё одна моя одноклассница, главная отличница класса.

Как и всем аутсайдерам в классе, мне порою доставалось от хулиганов, которых в нашем классе было большинство – к примеру, как-то мне на голову нацепили мусорное ведро, а ещё однажды закрыли в женском туалете, и мне пришлось сидеть там и играть в телефон, пока меня не освободила Таня, единственная подруга в классе, которая мне симпатизировала… затем всем назло я остался в туалете, и мы с Таней уселись на подоконнике и играли в карты.