– Не понимаю ваших намёков. Хотите узнать, имею ли я бомбу? – раздражился Вольский. – Скрывать не стану: имею, но скорее по привычке. А у вас, Василий Василич, есть оружие?
Розанов открыл дверцу шкапа. В напоминающей подставку для каминных принадлежностей конструкции помещались разнокалиберные трости. Василий Василич поводил рукою над ними в нерешительности, выбрал экземпляр с массивным набалдашником, на который ушло не менее фунта кости и металла.
– Знаете, не раз сегодня помянутого Достоевского, Фёдор Михалыча, как-то на Николаевской улице пьянчуга ударил по голове. Ну, наш гений – кремень, а я бы такого сотрясения не пережил. Потому в целях профилактики преступлений против себя, – хихикнул Розанов, – владею скромным арсенальцем.
– И только-то! – фыркнул меньшевик. – А у меня чего допытались! Какой у вас план?
– Мы входим в гостиную. Вы впереди – расталкиваете мистов, буде таковые окажутся на пути, и вызываете Бугаева на дуэль со шпагами.
Вольский поднял бровь.
Розанов потрепал спутника по руке.
– Ваша размолвка окажется чрезвычайно к месту. Мне удалось добыть шпаги и даже не бутафорские. Возьмите футляр – он тяжёлый. Я приму на себя роль секунданта. Идём будто бы условиться о времени и месте барьера, выводим под белы рученьки Бориса Николаича, а там… сажаем в пролётку и мчимся в уединённое место, чтобы убедительно объяснить, кто в действительности ему друг, а кто – враг.
– Вам бы, Василь Василич, приключенческие романы строчить. Знаете: Сабатини, Жуль Верн, граф Салиас…
– К беллетристике я не пригоден, – отрапортовал Розанов. – А вот эссеи, очерки, газетчина, заметочки всякие, – это моё. Ну, с Богом!..
– Где Бугаев? Дайте мне его! – с порога зарычал Вольский, безо всякого труда изображая ярость.
– Бориньку четверть часа как увезли в лечебницу! Нервический срыв. Анна Рудольфовна вызвалась проводить и проверить, как он устроится, – застрочила курсистка. – А врач – такой странный: темнейший брюнет, в очках без…
Не слушая лепет курсистки, Вольский повернулся к Розанову:
– Опоздали!
– Работа у них опасная, у бедных докториков, – вставила курсистка. – Нервические больные – они не все как Боренька, некоторые бывают…
– Что будем делать?
– …буйные. Такой, наверное…
– Есть у меня кое-какие мысли.
– …выдавил ему стёкла.
– Здесь слишком шумно, – посетовал Розанов. – Уединимся и обдумаем создавшееся положение. Здесь, к примеру…
Розанов отворил дверь в боковую комнату – дохнуло слитным шумом: шорохом, дыханием, шушуканьем множества людей. Смущённые обитатели творческой коммуны, казалось, водили хоровод вокруг подпиравшей потолок тонкой колонны, сплетённой из палочек и прутьев.
– Вон оттуда и сняли, – произнесла девица и добавила с гордостью: – Наш Боря – акробат!
– А как сняли? – поинтересовался Вольский.
Девица пожала плечами:
– Нас не пустили в залу: вдруг Боря взбесится.
– А это ещё что такое? – Розанов наклонился за стопкой разнокалиберных личточков, стиснутых ажурной металлической прищепкой.
– Анна Рудольфовна выронила, – пискнула вездесущая курсистка.
– Борин почерк, – вставил Вольский, заглянув через плечо спутника на зажим для визиток.
Василий Васильевич пробежал строки глазами:
– «Мир рвался… атомной… бомбой». Любопытно. «Сверх… гекатомбой».
– А эта поправка руки Анны Рудольфовны, – подсказала услужливая курсистка.
– Минцлова – стихи правит?!.. Ничего не понимаю.
– Дайте мне!.. – пропищала девушка, протягивая руку.
Вольский загородил своей широкой спиной Розанова и найденный трофей от неуёмной курсистки.
Со стены выпучился огромной оранжевой радужкой спасательный круг из пробки. Вольский хулигански подмигнул то ли ему, то ли девушке и хмыкнул:
– И зачем ты здесь, морской бублик?
– На случай наводнения, – строго ответила курсистка. – Наверное, из провинции недавно? Знаете, какие в Петербурге наводнения? Ветер надует с залива воду…
– Но пятый этаж!..
– Анна Рудольфовна в некоторых вопросах очень мнительна.
Курсистка поджала губы.
В просвет, образовавшийся после манёвра подпольщика, ввернулся обёрнутый в бухарский халат хозяин квартиры.
– Гляньте, люди добрые, – шутливо просюсюкал он, – Боря, сидючи на верхотуре, лепнину исчертил. И ладно бы – стихи: можно хвастаться граффити перед публикой. Ни то ни сё. Декоратор из Бори никудышный. Чай, не Бакст.
Гости задрали головы: на белоснежном потолке очернялся контуром гриб, судя по худосочным бокам – боровик, а то и мухомор, если принять во внимание вуаль под шляпкой.
– Небоскрёб-с! – гаркнул некий господин с чёрными кругами вокруг глаз. Он эксцентрично тряс эспаньолкой, что походило на суетливый coup de gr^ace поверженному рыцарю. – Не знаем, как разобрать сию этажерку.
– Проще простого! – вырвалось у Вольского.
Начался галдёж:
– Покажите нам! Пособите!
Вольский решительно двинулся к башне, легонько толкнул ножку второго в пирамиде стула. Башня завалилась, распадаясь на этажи. Просеялась хрустальными градинами подбитая люстра. Будто далёкий ледоход грохнуло зеркало, льдинами величиною с ладонь ссыпалось к основанию всё, кроме одного треугольного кусочка, застрявшего в уголке рамы.
Люди онемели и застыли.