— А как выберется?..
— Не успеет!
Мариэтта пискнула:
— Вдруг Анна Рудольфовна пятками упрётся в стенку, застопорит каток?
— Не подавайте идей теософке! — обеспокоился Розанов.
— Заставим коленки подогнуть! — уверенно ответил девушке Бугаев.
Через слои резины и воздушную прослойку пробился рёв:
— Заставят они, как же!
Бублики пошли вразнобой — из них пыталась вывернуться живая ось. Высунувшиеся стопы щупали в пространстве упор. Мариэтта сделала мужчинам знак притормозить. Лягнула минцловские ножищи, сбивая башмаки. Хлестнула шпагой как розгой облеченные чулками подошвы, с протяжкой, — раз, другой. Теософка басовито ойкнула и засучила ногами, пытаясь укрыть их в валике.
— Вы учительствуете? — спросил Вольский, разгоняя валик.
— Ни в коем случае. Я хочу писать, как Боря, — ответила Мариэтта. — Не отвлекайтесь, пожалуйста.
В минуту передышки Боря витийствовал:
— Анна Рудольфовна, помните, катком паровым грозили? Ай-ай, боюсь-боюсь. Ну, покатились.
Впереди зиял большой объём пустоты.
— Это оно! — предупредил Боря.
Мужчины остановились, каток умчался вперёд и… пропал. Зато откуда-то снизу донеслось чавканье. Меньшевик взял у Мариэтты фонарь и выглянул с обрыва. В полутора саженях под ним валик торчал из песка неразорвавшейся бомбой. Минцлова высунула голову, ожесточённо вращала плечами, выползая больше и больше. Освободив руки, замерла, точь-в-точь выглядывающая из ступы баба-яга, разглядев в окрестном полумраке одну лишь колеблющуюся поверхность.
Топот и боевые выклики приближались. В глубине туннеля заплясал огонёк керосиновой лампы. Мужчины приготовились к бою. Вольский сжал кулаки и откинулся туловищем назад в боксёрской стойке. Розанов воздел для удара трость. Мариэтта прямила спину в позиции испанского бретёра. Вот личарды выбежали на площадку… На Бугаева летел приснопамятный брюнет в котелке и оправе без стёкол: снова, как давеча в Петербурге в квартире на пятом этаже, он станет… Боря зажмурился, сам не понял, как свернулся на земле в комочек… Сердце отсчитывало мгновения до… Ничего не происходило. Бугаев открыл один глаз, как раз вовремя, чтобы узреть: личарды, не удостоив героев своего внимания, один за одним ласточкой кинулись с обрыва — к Минцловой. Бездна пожрала их в мгновение ока, да ещё облизнулась песчаным языком, прося добавки. Что это было? И было ли? Личарды мелькнули и исчезли как мираж. Только отчаянный вой Минцловой свидетельствовал о каком-то происшествии.
Поэт быстро поднялся и скосил глаза на Мариэтту: не осмеивает ли его за секундную слабость в ногах? Отнюдь нет. Фехтовальщица, проникшись горячкой боя, игнорировала всё, касающееся мирной жизни.
Розанов стёр испарину. Соратники приблизились к обрыву.
— Не тонет, — заключил Вольский. — Вот стерва.
— Подлец Водник подкачал, — добавил Розанов. — Крепко подкачал.
Минцлова блажила:
— Извлеките меня. Я открою тайны розы и креста! Посвящу в мистерии! Дам градус!
Не имею возможности связно говорить по пути сюда, она торопилась выговориться.
— Не нужен нам градус масонский, — выдал амфибрахический экспромт Розанов.
— И Минцлова нам не нужна, — внезапно подпел Боря на смутно знакомый мотивчик.
— Те, кто за мной, отыщут вас! — грозила теософка.
Вольский посетовал:
— Жаль, патроны к «бульдогу» кончились. Продырявил бы резину, и в песок с концами…
Минцлова выдернула — почудилось: из декольте, — чудом сохранившийся в бешеной гонке газовый баллон и, размахнувшись от плеча, запулила в меньшевика. Слишком много силы было приложено: алюминиевая колба звонко ударилась в потолок и пропала в песках.
Мариэтта схватила Розанова за рукав:
— Василий Васильевич, позвольте я нанесу coup de grâce.
— Не сдерживайте себя, моя дорогая! — отечески улыбнулся тот.
Не расходуя зря времени, девушка протянула руку Боре, а тот, крепко сжав узкую ладонь, обернулся на меньшевика:
— Коля, умиленно прошу, сыграйте роль дуба, за ветвь которого я захлестну канат.
— Придержать вас двоих, что ли? Охотно.
Вольский ухватил поэта за свободную руку.
Упёршись башмачками в край обрыва, Мариэтта далеко свесилась, желая достать кончиком шпаги надутую резину. Обманным финтом отвела неуклюжую лапу Минцловой и кольнула бубличный бок круга. Получилось! Крохотная дырочка тоненько запела осанну ловкости Мариэтты. Ободрённая успехом, фехтовальщица изловчилась и пронзила два круга за раз, ещё и клинком сумела протянуть вбок, увеличивая прореху. Теософка изменила тактику: защищала руками круги, но клинок чиркнул резину между её растопыренных пальцев. И вот уже хор крохотных ротиков насвистывал на разные лады мотив, звучавший для одних ушей бравурно и фанфаристо, для других — погребальным маршем.
Розанов захлопал в ладошки:
— Ещё, ещё!
Теперь уже Бугаеву пришлось балансировать на ребре обрыва. Девушка нашла на отвесе крохотную выпуклость, установила туда ногу и согнула в колене, выгадав тем самым ещё пару пядей. Василий Васильевич, заглядывая за край обрыва, заламывал в ужасе руки. Вывернув локтевые и плечевые суставы в отчаянной цирковой растяжке, Мариэтта зацепила четвёртый и пятый круги.
— Не могу, — всхлипнула. — Тяните меня.