Лига выдающихся декадентов

— Ну, дай Бог, ничего дурного с нами не случится, — улыбнулся Василий Васильевич. — А вы — злюка. Давайте мириться!

— Ладно. Признаю: выпил не вовремя. Хорошо, без потерь обошлось.

Розанов посоветовал:

— Вы лучше портмоне проверьте.

— Во-первых, мой лопатник прицеплен к куртке, и, во-вторых, пуст, — вяло отвечал проклятый поэт. — А в третьих, внутри него предусмотрена ловушка.

— Какая ловушка?

— Узнать это можно единственным способом. Не советую.

— Ну, бросьте!.. Покажите! — пристал Вольский.

— Всё дело в силе пружины.

Тиняков вынул из портмоне крохотную мышебойку. Механизм был спущен. Боёк прижимал к эшафотику чей-то широкий заскорузлый ноготь с чёрной каймой.

— Ну, надо же!.. — ахнул проклятый поэт. — Когда и кто успел?

Дверь в кабинет приоткрылась:

— Вам опять съедобную поэзу прислали, — доложила экономка. — Прикажете иждивенцу отдать? Ах, вы здесь, Николай Владиславович?

— Зачем вы с ней лимонничаете? — злым шёпотом сказал Вольский. — Думаете, раз клистир вам ставит, то непременно влюблена в вас?

— Домна Васильевна ещё массажирует больной живот. Кроме того, подаёт салфетки. И вообще, не понимаю, зачем вы это говорите, Коля. Давайте помолчим.

— Вы же сами, Василий Васильевич, вечно желали интимничать, — отозвался меньшевик, но Розанов уже разглядывал пряник.

— Два гостинца за неделю? — хмыкнул он. Стихи были наибанальнейшие, как будто из «Нивы», без чьичеринских перевёрнутых восклицательных знаков, запятых вразброс и порубленных на слоги слов. Содержание не вязалось с формой. — Знаете что, Домна Васильевна, вы этот пряник покрошите в пользу пролетариев царства животных и по углам рассыпьте.

Воспользовавшись затишьем, писатель затеял разговор с Марией Папер.

— Вы туфельки примерили бы или там ботики какие-нибудь, — стараясь быть деликатным, говорил Розанов. — Поверьте, люди злы, однажды прицепятся к вашим любимым калошам, высмеивать станут.

— Мне всё равно. Если только и запомнюсь миру калошами — пусть так.

Розанов хмыкнул и вернулся в своё кресло.

Тиняков устало потёр лоб и, всё ещё недовольный выговором, с вызовом произнёс:

— Василий Васильевич, всплывший в памяти эпизод заставил опять усомниться в вашей теории. Провожаю Карамышевых в Европу и говорю Зине: ежели долго не будете возвращаться, с горя поседею и отращу седую бороду лопатой. А она за лицо схватилась и — хлоп без чувств. Полицеймейстер потом сказал, что у трупа, который в чемодане, борода. То бишь, я нечаянно напомнил Зине про убитого мужа. Если в чемодане бумага, с чего бы обморок приключился?

Розанов пожевал губами.

— Очевидно, что у барышни типа Зинаиды Карамышевой в мужьях был бы образованный мещанин средних лет. Откуда у него борода лопатой? Эспаньолка, разве что. Да вы седую бороду упомянули? Откуда седой взяться?.. А полицеймейстер ваш хитроумен, аки Улисс. Мимоходом применил этот случай на пользу своей версии.

— Тогда чего Зина испугалась?

— Этот вопрос стоит обдумать. И прошу вас впредь сразу рассказывать подобные детали.

— Куда вы?

— Надо проверить эту ниточку. И по всей видимости, — тут Василий Васильевич обвёл взглядом выбритые лица друзей, — из нас только я могу это сделать.

* * *

— Обошёл десяток брадобреев, — выдохнул Розанов, опускаясь в кресло. — У одного контур подправил, у другого навощил, там — баками отделался; чего только выдумать не пришлось. Чуть без бородки не остался. Между прочим, это встало мне в кругленькую сумму: два пятьдесят, не считая трат на трамвай. Почему вы, Коля, не отпустили заранее бороду? Проделали бы эту механическую работу.

— И что же вы узнали? — нетерпеливо спросил Тиняков.

— Четыре года тому у брадобрея на Фонарной бывал некий Разорёнов — видный бородач, держатель овощной лавочки. Тем ещё мастеру запомнился, что всё время Пушкина по памяти читал. Потом слух прошёл, будто топорами его зарубили, прямо у себя в дому. Подождите-подождите…

Наклонившись под стол, Розанов что-то рассматривал, а потом вздёрнул за хвост крысиную тушку.

— Василий Васильевич, вы же обещали!.. — со слезами в голосе вскричал поэт.

— Неудобно получилось, — кашлянул писатель. — Прикормить хотел, выдрессировать. Знаю ведь, как вы, Боря, любите животных. А пряник оказался отравленным. Вероятно, Зинаида Карамышева постаралась…

Боря зарыдал над бездыханным зверьком.

— Она умела танцевать!..

— Эта крыса не из того племени, что гремели посудой в моей прежней гостинице, — успокаивал его меньшевик.

— Василий Васильевич мог бы её выдрессировать!

— Это ленивая крыса, попутчик мещанства, — сказал Вольский. — А Василий Васильевич больше по людям специализируется.

— Очевидно, Карамышевы следят за нами, — размышлял вслух писатель. — Вызнали у слуг про чьичеринский пряник, но не имели представления о том, какие стихи следует помещать на глазурь. Тем не менее, стали действовать. Смело, н-да. Или нервно.

— Оперативно действуют Карамышевы, — заметил Василий Васильевич и задумался.

— «Зинаида Карамышева» — долго произносить, — заметил Вольский. — Может, сократим до «зэ-ка»?

— Не нужно, — подумав, ответил Розанов. — Как-то нехорошо звучит. Будем уважительны к врагам. Хотя бы в вопросе имён.