…Да, ну конечно. Я должен был дать объяснение. Но как я мог обосновать такое долгое отсутствие? На то время, что я пролежал в больнице, у меня была медицинская справка, но что делать с остальным сроком? Я извел гору бумаги, разрывая все, не дописав до конца. Я выдумывал всяческие причины, одну глупее другой, но как только я собирался писать, моя рука как будто отсыхала. В конце концов я нашел, на мой взгляд, самое подходящее решение. Я взял чистый лист бумаги и принялся лихорадочно писать. С ним и отправился к шефу. Он удивленно посмотрел на меня, занеся в нерешительности ручку над моим заявлением «по собственному желанию», и спросил:
— Ты хорошо подумал?
— Да.
— Ты понимаешь, мы никого насильно не держим на работе…
— У меня нет другого выхода.
Он медленно подписал заявление и в неуверенности, с которой выводил буквы, чувствовалось, что он делает это против своего желания.
Конечно, мне самому не хотелось уходить с этой работы, к которой я привык. Самое главное, что ни о каком продвижении в будущем уже не могло быть и речи. Так что прежде, чем написать заявление, я все взвесил и все-таки решил, что лучше начать все сначала.
Я понятия не имел, где и кем буду работать. На старом месте мне не выдали ни полагавшихся денег, ни трудовой книжки. Я пошел к Андрею и сказал, что больше не работаю ревизором.
— Как? С каких пор? — удивился он. — Ты меня даже не предупредил.
— А если бы предупредил, что бы изменилось?
— Я нашел бы тебе место получше, а теперь что делать? Тебе придется согласиться на то, что предложат.
— Андрюша, не будь таким наивным, — я улыбнулся и взъерошил его пышную, аккуратно причесанную шевелюру.
Его худощавое лицо вспыхнуло, зеленые глаза заблестели, часто-часто моргая, как от обиды.
— Брось, Андрей Степанович, я уезжаю на неделю домой, а ты тем временем подыщешь мне что-нибудь подходящее, — исправил я дело, зная, как он сердится, когда его называют Андрюшей. Несколько дней назад он получил повышение, и теперь назывался не просто старшим бухгалтером, а заместителем главного бухгалтера. И раньше-то ему не нравилось, особенно на работе, когда кто-то звал его по имени. А теперь, после повышения, наверное, и дома тетя Зина и дядя Штефан зовут его Андреем Степановичем. Серьезный парень!
— Что ты хихикаешь? — нахмурился Андрей, заметив, что я едва сдерживаю смех.
— Представил себе, что ты будешь делать, если дать тебе всю полноту власти.
— Очень хочется знать?
— Очень!
— Сперва я куплю себе ремень. Широкий такой, с большой свинцовой пряжкой…
— Лучше — золотой. Так солидней, — насмешливо прервал я.
— Пусть будет золотая, — согласился он, гипнотизируя меня суровым осуждающим взглядом, — затем я бы закатал рукава…
— И штаны?
— Нет, штаны не надо. Мои штаны останутся на своем месте, а вот твои… — он посмотрел по направлению раскрытой двери, которая вела в другой кабинет. Иди закрой дверь, — попросил он.
Потом продолжил:
— На чем я остановился? Ага, на штанах. Значит так, после того, как я все это приобрету, я сниму твои штаны и всыплю тебе по первое число.
— За что, Андрей… Степанович? — спросил я пораженный.
— Чтобы ты в другой раз не таскался за девицами по всему свету. Тебе что, городских не хватает? А теперь из-за какой-то… не знаю как ее и назвать, ты потерял работу, отметелили тебя так, что могли одни кости оставить…
— Было бы хорошо, если б остались только кости…
— А что у тебя еще осталось, прости, пожалуйста?
— Сердце.
— Видать, хорошо тебя прочесали эти хулиганы, раз ты такое начал нести. Ну скажи на милость, неужели мало тебе девчонок в этом большом городе?! Черт тебя понес именно на Дунай, ты мог вообще оттуда не вернуться! Ты — дурень из дурней. По тебе сохнет золотая девушка, а ты бегаешь за подковой от мертвого осла. Да если бы за мной ходила такая девушка, я бы завтра на ней женился.
— О ком ты говоришь, я что-то никак не пойму? Кого ты имеешь в виду? — прикинулся я.
— Я думал, ты притворяешься, но ты, оказывается, на самом деле дурак дураком. Бедная Нина.
— Нина?!
— Да, Нина.
Я разинул рот. Как же я сразу не догадался, что Андрей с самого начала имел в виду ее, а не Лию, которую он и не знает? Господи, пусть меня зло так забудет, как я забыл о Нине, скромной и нежной Нине.
— А где она, Нина?
— Где, где, — передразнил меня Андрей. — Его величество Пэнушэ вспомнил о своей невесте и интересуется, куда занесла ее судьба…
— Погоди, погоди, почему — невеста?
— Потому, что все так считают. Иначе бы у тебя ее непременно кто-нибудь увел, у многих из-за Нины дыхание перехватывает, однако ребята — порядочные — не стали подстраивать тебе гадость…
— Потрясающе! Андрей, ты серьезно говоришь или смеешься? — спросил я, не веря своим ушам.