Лия

Тем временем мы кончили убирать виноград и собрались вокруг председателя.

— Товарищи! — заговорил он. — Надеюсь, что вы здесь урожай не оставите. Дождитесь машины, погрузите виноград и тогда уж поезжайте домой. Завтра утром нужно выйти яблоки убирать, а то на станции на путях вагоны ждут. — Председатель еще раз взглянул на часы и стал спускаться по склону, добавив: — Как время-то идет! Счастливо!

Он подошел к машине, которая пофырчала немного на месте, потом дернулась и, оставляя за собой синеватый дым, быстро побежала по поросшей бурьяном дороге…

Спустились к дороге и мы с полными ведрами и стали нетерпеливо топтаться. Хотелось домой.

По ту сторону моста, на дороге, что ведет из садов, показалась телега, запряженная волом, движущаяся в село. Дядя Илие поднес руки воронкой ко рту и закричал:

— Э-э-эй! Ни-и-икэ!

— Что-о-о?

— Если встретишь на дороге какую-нибудь машину, пусть сразу к нам едет!

Никэ на той стороне моста запихал в кузов телеги охапку листьев, кочаны капусты и намеревался уже уехать.

— Эй, Никэ!

— Что?

— Слышал, что тебе сказали?

— Ага!

Вытянул быка кнутом, телега лениво двинулась, и скрип ее вскоре утих за холмом.

Солнце начало клониться к лесу. Лучи его становились все более золотыми, а тени деревьев все удлинялись и удлинялись.

В сказочном свете лучей солнца блестело сплетение серебряных нитей, хаотически покрывающих все вокруг. Словно сонмища пауков соткали над землей огромную паутину.

Под неощутимо легким дуновением ветерка нити этой паутины достигают ветвей деревьев, плывут в воздухе, цепляются за листья, за комки земли, за стебли травы. Куда ни кинешь взгляд — всюду волшебное полотно этой паутины покрывает землю. Длинные серебряные нити искрятся в нежных солнечных лучах, лениво плывут над пашней, что чернеет рядом с огородом. Словно сказочный чародей из мира прекраснейших баллад спустился сюда, на зеленую траву, что искрится повсюду, куда хватает глаз, на пропитанный ароматом базилика склон холма, на ветви деревьев, на густой камыш с высохшими, пушистыми головками.

Так хорошо знал я эту долину, что мог бы подойти с закрытыми глазами к любому колоску травы, к любому родничку, к любому бугорку на берегу ручья. Я отлично знаю свои родные места, но вдруг мне показалось, что нахожусь я в сказочном краю, что попал сюда впервые. Бабье лето.

— Осень долгою будет, — медленно проговорил Тоадер Верде.

Только тогда я заметил, что не я один, а все зачарованно смотрят на этот фантастический пейзаж. Но по мере того, как закатывалось солнце, серебряные холсты бабьего лета постепенно исчезали, пожираемые тенями деревьев и сумерками осеннего вечера…

— Пусть, ребята, кто-нибудь один со мной останется погрузить виноград, когда машина придет, — попросил дядя Илие, когда все собрались расходиться по домам.

— Не могу я, Ветерочек[7], с тобой остаться. Мне бочку чинить надо. Погружу в другой раз.

— Я тоже не смогу. Суббота.

— А мне нужно дрова пилить…

— Останусь я, — сказал я дяде Илие. — Меня пока еще дела не замучили.

У моста дед Харлампий отделился от остальных и свернул к огородам. Выбрав себе кочан капусты, вышел на дорогу поспешными шагами.

— Вот ведь старый хрыч! Едва ноги волочит, а с пустыми руками с поля не уходит!

Я не смог разобрать, что было написано при этих словах на лице у дяди Илие — не то осуждение, не то зависть.

Мы ждали машину еще более двух часов. Сумерки уже сгустились. Кругом стояла такая глубокая тишина, что ни единого шороха не слышно, ни дуновения ветерка не ощущается.

— Такого негодяя, как этот Маркотец, еще свет не видывал. Попросил кто-то кирпич перевезти, вот он и не едет до сих пор! За то время, что мы его ждем, наши космонавты могли бы уже до луны долететь, выспаться там и назад вернуться, а он, мать его так, словно шею себе свернул! — ворчал Илие Вынту себе под нос.

Тишину сумерек прорезал время от времени крик дикой утки. Сильно пахло виноградом «фрагэ».

Когда дядя Илие, совсем уже выйдя из себя, начал всех святых поминать, на вершине холма вдруг выросли два снопа света и через несколько секунд подошла машина.

На гребне холма, вблизи села, я вылез из машины и пошел пешком. Отсюда с холма село казалось созвездием, упавшим на землю. Огоньки были раскиданы бесформенно и странно. С особенным бессознательным чувством увидел я извилистые улицы.

Изменились дома в моем селе. Возникли новые поколения людей. Плохих и хороших, богатых и бедных. Изменились обычаи и песни в нашем селе. Но улицы остались теми же, сделанными по старой выкройке.

Когда я подошел к селу, откуда-то словно сверху полилась на дома музыка — «Лаутарская баллада». Эта мелодия будоражила меня, говорила, что сейчас осень, что листья шуршат под ногами, словно хотят рассказать незнакомую сказку, что в бочках бродит муст…

В свете электрических лампочек, в каждом доме бабы, мужики, дети двигались во дворах, носили охапки золотистых табачных листьев, переругивались вокруг виноградных прессов, отдыхали у печек…

Была поздняя ночь, но в моем селе пахло солнцем.

Улыбка