Лик Аполлона

Зато те трое разбойников, которые только что так рьяно надругались над девушкой, проявляли теперь гораздо большую активность, хотя и в совершенно ином направлении, и издавали гораздо более громкие звуки, в которых было еще меньше человеческого. Один из насильников, скинувший штаны перед потехой, был теперь обернут ниже пояса живым, жужжащим и шевелящимся, коричнево-голубым покрывалом. Дико вопя, обезумевший от боли бандит выскочил из дома через окно. Двое других выбежали через дверь. Они лихорадочно размахивали руками, дико подпрыгивали и подергивали ногами, извивались всем телом, словно припадочные, в каком-то бессмысленном танце, скребли себя ногтями, хлопали ладонями по телу, безуспешно пытаясь отбиться от гудящего и жужжащего, мучительно жалящего клубка из быстро мелькающих прозрачных крыльев, мохнатых коричневых телец, острых ядовитых жал. Те разбойники, которые еще способны были стоять на ногах, пытались убежать, — да только они не знали, куда бежать, потому что глаза на изжаленных пчелами лицах уже ничего не видели. Голова одного из разбойников полностью скрылась под плотной шевелящейся волной злобно жужжащих, разъяренных пчел. Потом пчелы разлетелись, и снова показалось то, что некогда было лицом — неузнаваемо изуродованное, — какая-то бесформенная малиново-белая маска со слюнявой щелью вместо рта, распухшая, бугристая и отдаленно не напоминающая часть человеческого, тела. Жужжание и гудение пчелиного роя оглушало.

Крики и вопли изжаленных людей тонули в этом всепоглощающем гудении. Все прочие бандиты были примерно в таком же плачевном состоянии — каждому негодяю досталось сполна. Правда, некоторые схватились за оружие — но их мечи, боевые топоры и короткие копья мелькали в воздухе, не причиняя совершенно никакого вреда маленьким и вертким нападающим. Джереми заметил, что самые быстрые и подвижные разбойники время от времени ухитрялись изловить какое-нибудь насекомое одной рукой, а другой рукой иногда даже успевали его прихлопнуть — или отшвырнуть в сторону. Конечно, люди крайне редко умирают от укуса одной-единственной пчелы, хотя болезненное жало и тогда доставляет немало неприятных ощущений. Но совсем другое дело, когда тебя ужалит не одна, а, скажем, сразу три или четыре пчелы. Или десяток пчел. Или сотня. Из воспоминаний Аполлона Джереми как бы между делом узнал, что ужаленный десятью-двенадцатью такими вот пчелами взрослый человек почти наверняка обречен умереть.

До сих пор Джереми не ужалила ни одна пчела. И парень почему-то был совершенно уверен, что эта опасность не грозит ему и в дальнейшем. Поэтому он спокойно подтянул связанные руки к лицу и принялся сосредоточенно перегрызать веревку, стягивающую запястья. Джереми страшно устал, он растратил так много сил — и, как только все это закончится (судя по всему, ждать осталось уже недолго), ему надо будет хорошенько отдохнуть.

Гудение пчелиного роя звучало теперь как будто на одной ноте, оно больше не становилось громче.

Повсюду раздавались пронзительные крики ужаленных. И когда Джереми посмотрел на статую, возвышающуюся на постаменте в центре святилища, пареньку на миг показалось, что легкая улыбка на губах этого грубого, некрасивого, почти отвратительного изображения Аполлона вдруг сделалась шире. Какая-то пчела присела на поросшую лишайником голову статуи, но почти сразу же снова взмыла в воздух и улетела прочь. Джереми подумалось, что насекомое на мгновение задержалось у статуи как будто для того, чтобы передать послание — или просто засвидетельствовать почтение образу своего божества.

Глава 22

Все маленькие домики на улице выше и ниже площади, которые были вынуждены проглотить наглых бандитов, теперь изрыгали их обратно, словно отраву. Джереми видел и слышал, как повсюду на улице корчились в предсмертных муках изжаленные пчелами разбойники. Умирали они ужасно. Бандиты с дикими воплями бегали по деревне, спотыкались и падали, поднимались и снова бросались бежать — и каждого грабителя неотступно преследовало отдельное жужжащее облако разозленных насекомых. Двоим бандитам, каким-то чудом удалось при этом отыскать верховых верблюдов — только эти двое, похоже, и сумели живыми удрать из деревни.

Девушка, которую звали Кати, спокойно вышла из общинного дома на площадь, подошла к Джереми и стала помогать ему освободиться от пут. Джереми с радостью принял ее помощь, хотя остальные пленники нуждались в этом не меньше, чем он, — а то и больше. На маленькой деревенской площади и вокруг святилища пчел уже практически совсем не было. Благодаря маленьким пальчикам Кати, тонким, но ловким и сильным, Джерри вскоре полностью освободился от стягивавших его веревок. — Ты только не бойся, — наставляла его Кати. — Если будешь держаться спокойно, они тебя не ужалят.