Лик Архистратига

– Глянь-ка, кто к нам приехал! – озадаченно крякнул Окурок.

– Ничего себе гости дорогие! – вослед ему удивился Котёныш.

Удивляться было чему, потому как из карет, подъехавших к наружным воротам, вылезали тоже священнослужители, но уже не в католических, а православных подрясниках. Впереди всех шествовал архиерей в одетом поверх подрясника саккосе с большим омофором. В руках высокого православного священнослужителя был жезл, а следующие за ним монахи несли в руках два рипида [55] с изображёнными на них херувимами.

– Ничего себе, – повторил Ефрем. – В гости к католикам явился какой-то православный батюшка!

– Это не просто батюшка, – покачал головой Иван Кузьмич. – Я хоть и отставной офицер, но знаю, что так у нас только архиереи или епископы одеваются. А встречают их тоже не простые батюшки, хоть о католицизме я вообще ничего не ведаю.

– Что же православному епископу у католиков делать? – не понимал Котёныш. – Да и кто с католиками из русских православных дружил в прошлом? Может, я в истории ничего не понимаю, но не было такого никогда!

– Сейчас увидим, – хмыкнул Иван Кузьмич.

Меж тем стеклянные двери дворца отворились и на порог вышел ещё один католик, только одетый в белую кружевную рясу, а на голове у него красовалась двухконечная тиара того же цвета.

– Вот это да! – округлил глаза Ефрем. – Никак сам папа римский на встречу с православным священником вышел.

– Сам ты православный, – буркнул Иван Кузьмич. – Мало ли откуда этот богоборец прибыл! Посмотри-ка, что на груди у православного висит. Я, признаться, всё готов был увидеть, но только не это.

И действительно, прямо поверх большого омофора у прибывшего архиерея вместо наперсного креста или панагии висела на золотой цепи знакомая друзьям маска с болтающимися вокруг неё человеческими черепами. Папа тем временем уселся, кряхтя в поставленное для него кресло, и один из послушников под правую ногу католического владыки подложил подушечку. А вырядившийся православным епископом приехавший гость важно прошествовал до самого крыльца, но у первой ступеньки сразу отвесил земной поклон восседавшему в кресле римскому папе.

– Что же здесь творится, Иван Кузьмич, – не вытерпел Ефрем. – Откуда этот нехристь пожаловал?

– Молчи пока, – ответил тот. – Сейчас всё узнаем. Недаром же нас сюда послали. Та же самая маска, между прочим. Наверное, убедить хочет, что даже христиане знают, кому поклоняться надо, то есть, не нам судить, кому мир принадлежит. Здесь одного только Ульянова-Бланка не хватает. Он бы им весёлую компанию составил. Меж тем прибывший гость поднялся с земли и застыл в ожидании, пока папа соизволит заговорить.

– Так вот ты какой, Никон, – промямлил, наконец, папа. – Ты многое выполнил, за что будешь вознаграждён нами. Более того, ты получишь пост Вселенского патриарха при русском царе Алексее Михайловиче, если и дальше будешь послушен католической церкви.

– На всё воля Божья, Ваше Святейшество, – смиренно ответил гость. – Христианская церковь должна объединяться. Только за объединённой религией христианства настоящее будущее. И все остальные религии мира должны просить у нас заступничества. Ведь вы – наместник Бога на земле. Это ли не знают мудрецы Запада и Востока!

– Отменна речь твоя, Никон, – снова тихо проговорил папа. – Ты у кардинала Мезуччо получишь рецепт как бороться с чумой, что позволит сразу же завоевать доверие русского царя. Но обязанность твоя много больше. Ты должен будешь ввести в царский уклад понятие Двоевластия. Сакральная война идёт давно и не завтра кончится. Нам нужна настоящая победа. Победа истины! Для этого легче стать духовником самого царя российского, а может и всей его семьи. Именно это поможет Русской стране принять католичество и веру в истинного бога. Целуй туфлю.

Папа даже приподнял чуть-чуть кружевную сутану, чтобы сильнее обнажить ногу с обутой на неё туфлёй чёрного бархата. Русский архиерей на секунду замешкался, потом медленно поднялся по ступенькам крыльца, снова склонился перед владыкой в земном поклоне, положил на папскую туфлю висевшее у него на груди небольшое изображение ритуальной маски и припал к ней своим архиерейским поцелуем.

– Гляди-ка, – шепнул Окурок стоявшему рядом Котёнышу. – Гляди-ка, архиерей вовсе не туфлю папе римскому целует, а изображение маски!

– Эх, Иван Кузьмич, – покачал головой Ефрем. – Одно другому не мешает. Ты иногда такой сообразительный, просто диву даёшься, а иногда сапог сапогом. Советская армия на тебе весомую печать оставила.

– Ну-ну, – обозлился Окурок. – Я тебе кроме Котёныша никакого прозвища не придумывал, тем более, обидного. Так что и ты будь немного поскромней, а то алебардой получишь по мягкому месту. Я ведь еду, еду, не свищу, а наеду – не спущу!

– Алебарда – дело нехитрое, – миролюбиво кивнул Ефрем. Видимо, он сам досадовал на себя за слишком длинный язык. – А ты знаешь, в каком мы веке оказались? Я уже догадался.