Лик Архистратига

Неспешно обходя длинную дворцовую анфиладу комнат, профессор увидел возле «Копья Судьбы», размещённого в одном из залов, неподвижно стоящего молодого человека в солдатской форме, но без знаков различия. Навскидку ясно было, что за плечами у отставного гвардейца окопы Первой Мировой. А что копьё Лонгина так заинтересовало солдатика, тут ничего удивительного нет. Ведь Лонгин был когда-то лучшим копьеносцем в центурии Понтия Аквилы Пилата и именно этим копьём был заколот Сын Человеческий на Голгофе по истечении девятого часа распятия.

Оружие недаром получило имя «Копьё Судьбы», ведь оно отняло жизнь Бога.

Человеческую жизнь. А отнявший силу, владеет ею, пусть даже это не живой человек, а предмет. Но этот предмет одним своим существованием может дать владельцу могущество и власть над всем миром, которого так добиваются во всех странах и на протяжении всех обозримых времён истории человеческого общества.

Профессор с интересом заглянул в глаза молодому человеку и увидел в них явный отголосок будущего, тем более что сам солдат чувствовал и осязал это будущее до мельчайших подробностей, но разобраться в видениях пока не мог. Вероятно, просто боялся их. Да уж, не сразу Москва… ох, нет. Не сразу Берлин строился. А практика завоевания власти у молодого солдата была за плечами и практика немалая, иначе он не пялился бы просто так от нечего делать на копьё Лонгина.

– Вы знаете, что это за оружие? – как бы совсем случайно поинтересовался профессор. – А то вы так долго его рассматриваете, что это меня тоже заинтриговало.

– Да, знаю, – твёрдо кивнул отставник. – Я смотрю на копьё Зигфрида. Именно оно принесёт победу своему владельцу!

Карл Хаусхофер вспомнил об этой немногословной встрече в одном из залов музея, потому что сейчас ему предстояло увидеть мечтающего тогда о победе воина. Пути судьбы неисповедимы и она благосклонно снова свела двух представителей разных слоёв общества. А ничего в этом мире просто так не случается. Если судьбе угодно стало прослыть сводницей, то в этом есть свой сакраментальный смысл, а, может быть, будущее страны и будущая история. Ведь так всегда и происходит в этом мире.

Профессор покинул Опель-адмирал, услужливо открытый Германом Фиртом, ассистентом, приехавшим с ним вместе. Но в отличие от Рудольфа Гесса Фирт старался во всём подражать Хаусхоферу. В этот раз он был одет в такой же коричневый двубортный костюм в полоску, представительскую фетровую тёмно-шоколадную шляпу с глубокой тульёй и широкими полями. Правда, для полного подражания ассистенту не хватало массивного кожаного портфеля с двумя замками, но это была уже излишняя мелочь.

В приёмной пикейного заведения их встретил сам заместитель начальника тюрьмы и после взаимных приветствий сообщил, что заключённые доставлены в отдельный кабинет для допросов, дескать, профессор имеет право посещать их в любое подходящее для него время. Эта новость обрадовала Хаусхофера, потому как он полагал плотно заняться с попавшими под арест молодыми людьми.

Массивные железные двери неприветливо лязгнули перед ним, обнажив вход в человекохранилище. Помещение действительно выглядело слишком уж казённым с отвратительными стенами, вымазанными в жёлто-зелёный «хаки», с прикрученным к полу металлическим столом, стоящим в центре, и такими же неуклюжими табуретами. Оба заключённых уже поджидали встречи, хотя вряд ли догадывались, кто их побеспокоил своим визитом.

Дверь утробно лязгнула и оба арестанта тут же вскочили. Профессор отметил, что молодые заключённые даже в не предвещавших ничего хорошего условиях следили за собой и брились по утрам, то есть, соблюдали необсуждаемую армейскую дисциплину. А это значило многое, потому как сломанный человек ни на что уже не годился, разве что стать подопытным кроликом для лабораторий. Правда, этим арестантам тоже предстояло исполнить роль подопытных, но несколько иного плана. Хаусхофер подошёл к ним, посмотрел, не мигая, в глаза каждому и удовлетворённо кивнул.

Рудольф Гесс одет был в вельветовую куртку на металлической молнии. Эта застёжка, недавно вошедшая в моду, стала сразу же очень востребованной в различных слоях общества, а для арестованного какой-нибудь «тюремный халат» с застёжкой молнией – просто модельный шик! Лишь Адольф Шикльгрубер выглядел несколько похуже своего сокамерника, поскольку не сменил ещё или же просто не успел сменить потёртого солдатского обмундирования. Скорее всего, молодого человека замучили обычные и, до ломоты в костях, тривиальные финансовые затруднения. Это тоже заслуживало внимания.

– Как чувствуете себя? Как настроение? – протокольное осведомление о здоровье было для Хаусхофера правильным жизненным ритуалом. – Есть ли какие-нибудь срочные пожелания?

– Нет, ничего. Спасибо, – постарался бодро ответить Гесс. – Судя по вашему приезду, всякие дальнейшие неурядицы будут легко устранимы. А наши заявления в теперешнем положении могут только отрицательно повлиять на окончательное решение проблемы. Лучше мы прислушаемся к вашему совету. Во всяком случае, меня это ещё ни разу не подводило.