Лик Архистратига

Храм действительно был диковинным. Крыша походила на китайскую пагоду, покрытую черепицей, а стены из брусьев чёрного дерева пестрели расписными инкрустациями. И если бы строение не было огромным, то запросто могло сойти за какую-нибудь сказочную музыкальную табакерку. В таком жилище индусских богов могло случиться самое незабываемое и невозможное ни в одном храме богослужение.

Представить можно было всё, что угодно. Даже то, что под венец приведут либо козлов, либо ещё каких-нибудь непарнокопытных, но чтобы роли жениха и невесты выполняли рог и растение! — это выходило за рамки человеческого понимания. Собственно, что ж ожидать от маски? Ведь она сама ритуальный предмет истории, выполненный именитыми жрецами религии Бон По или же какой-нибудь подобной конфессии.

Новый знакомый индус, как ни чём не бывало, кивнул на замечание незваных гостей и благоговейно уставился на юношей, держащих в руках священного жениха и невесту. Брамины сделали им знак и юноши рядышком, благоговейно, как будто сами являлись женихом и невестой, вошли в храм. Гости, прибывшие с ними, остались снаружи. Снова заиграла праздничная погремальная музыка.

Мужчины и женщины принялись разбиваться на отдельные группы. Это очевидно тоже было частью происходящей мистерии.

Мужчины, собравшись в кружок, время от времени поднимали руки с повёрнутыми от себя ладонями, а женщины принялись, пританцовывая распевать, или же наоборот, но это всё явно входило в свадебную процессию. Гости веселились, только в ворота храма никто не заходил. Может, свадебные церемонии здесь такими и были, а со своим уставом в чужой монастырь, как известно… и всё же очень уж ярким и одиозным светом расцвечивала свадебная мистерия. Как будто присутствующие сочинили пародию на святое человеческое чувство, можно сказать, даже чуть-чуть издеваясь, исполняли свадебные танцы и песни.

Милетин с Иваном Кузьмичом стояли в сторонке от толпы, сначала с интересом наблюдая празднество, потом уже с откровенной скукой — что же дальше-то? Для чего они здесь — поплясать на свадьбе рога и растения, а потом, озабоченно приложив ладонь ко лбу, высказывать попутные «ахи» и «охи»? Не слишком ли дорогое удовольствие?

— Вы помните, сагибы, Вавилонского владыку Ашурбанипала? — вопрос индуса вернул незваных гостей к происходящему.

Оба мужчины обернулись к индусу. Тот стоял невозмутимо, будто всё также выполнял заданную роль просветителя гостей и личного гида.

— Вроде бы царствовал когда-то такой. Ну и что? — Котёныш подозрительно взглянул на новоявленного лектора. — Какое отношение шах Ашурбанипал имеет к вашей амикошонской свадьбе?

— Нет, к свадьбе никакого, — миролюбиво ответил индус. — Только расскажу я вам, что с ним однажды случилось.

В этот день шах Ашур был разгневан. Его новая триста первая жена не покорилась ночью и не стала ублажать своего повелителя. А повелитель ли он, если ему противится женщина? Конечно, шах мог взять девушку силой, но он считал, что это ниже достоинства мужчины, тем более владыки.

Ранним утром шах вышел в сад, чтобы хоть немного успокоиться и проанализировать во время прогулки случившееся. Ашурбанипал любил бродить по своему чудесному саду, особенно в такие вот минуты душевных потрясений, потому что даже высокое происхождение и титул владыки мира не избавляли его от рутины.

Из неразрешимой, казалось бы, беспросветной неразберихи иногда удавалось найти выход во время мирной прогулки по цветущему саду. Совсем недавно Ашура разгневал один купец, и он тогда также бродил по саду, пока изворотливый ум не подсказал способ мести.

Можно было, конечно, отрубить купцу голову или бросить его в яму со львами. Но Ашурбанипалу хотелось выдумать казнь изощренную, которая будет мучить купца всю оставшуюся жизнь, чтобы знал, как противиться владыке, а заодно, чтоб другим неповадно было. И выход был найден.

Купец этот собирался выдать дочь свою за визиря шаха Абу Али Бани. Визирь был умным и не раз давал шаху мудрые советы. Недаром, владыка иногда позволял визирю сопровождать его на утренних прогулках. Это хорошо, что Абу Али Бани человек умный, это хорошо, что не раз подсказывал шаху, как выбраться из той или иной ситуации, но как раз умных-то шах небеспричинно побаивался.

А тут в руки попался такой великолепный случай: и мудрого визиря приструнить, чтоб не умничал слишком, и купца вогнать в уныние, тем более что он, как донесли шаху, в дочери своей души не чаял и не жалел для нее ничего: ни жемчугов заморских, ни рухляди таежной, ни лакомств диковинных. Девушку схватили, притащили к шаху, но — виданное ли дело! — она сама воспротивилась, что было для владыки непонятным и невиданным происшествием!

— Э-э-э, — ворчал шах, — яблоко от яблони недалеко падает.