Лик избавителя

– Того-о! Нашелопутили детишки, теперь надо венцом прикрыть. А что ж, бывает. Ничего страшного, поможем, вырастим все вместе. Я Наталье так и сказала: пока, говорю, бабушка жива – рожай и не бойся!

– Кого… рожай?

– Это уж кого бог пошлет. Хорошо бы девочку, я все приданое Наташкино сберегла. Ведь какие времена пошли! Я уж заходила в магазины – ни пеленок, ни ползунков!

– Пеленки? Ползунки? Да, вот так история. А я обо всем узнаю последней? Наташ, ты что молчишь-то?

Заговорили все разом:

– Мам, ты не волнуйся, тебе нельзя волноваться. Я за твое сердце боялась, поэтому сначала бабушке сказала. Я выпускные экзамены сдам, а в институт потом поступлю, через год, хорошо?

– Людмила Николаевна, вы не думайте, я зарабатываю хорошо и Наталью люблю, она учиться пойдет, все нормально будет…

– Тоже мне история! История, говорит! Дело-то обыкновенное. Сама-то вот…

Люся зажмурилась, перед глазами качнулась, как океан, вкрадчивая тьма. Ей привиделся живот Клары – белый, жалкий. Замученное чрево замученной девчонки. Кого родит она? Кому нужен будет этот ребенок? Что они будут делать потом? …И кто уже говорил ей про белую королеву?..

– Стоп! – Люся подняла руку, и все разом замолчали. – Дочка, отрежь-ка мне кусочек пирога. А ты, мам, достань из своего тайника бутылку ликерчика.

– Какой такой ликерчик?

– Ой, да ладно тебе! Финский, черничный. Сегодня, я думаю, можно и выпить по рюмочке. Наташ, а ты сама кого хочешь – мальчика или девочку?

Часть 2

– Алиночка, привет. Тебе как обычно? Айриш-кофе большой со сливками и шоколадным сиропом. А тебе, ласточка? Морковный фреш со сливками, оки-доки. Кушать что будем? Ничего не будем? Понятно, за фигуркой следишь. А ты в форме, насколько я могу судить!

Официант издал жеманный смешок и удалился. Он невысокий, вертлявенький, с кокетливыми кудряшками явно парикмахерского происхождения.

– Ты здесь, судя по всему, часто бываешь.

– Да почти каждый день.

– Вот и официант тебя знает.

– А, это Феликс. Он у нас работал раньше.

– Что, тоже…

– Нет, ты что! Официантом. Потом сюда перебрался. Причем у нас он даже получал больше, только работать приходится по ночам. Говорит, а развлекаться-то я когда буду? Насмотришься, говорит, как вы скачете, полуголые, весь интерес к жизни отбивает. Он прикольный, Феликс. Ты не смотри, что он ломается, под гея косит. Он у нас знаешь сколько девок огулял?

В зале полутемно, с кухни доносится запах горелого жира, его перебивает сильный аромат свежемолотого кофе. Испитая девица за стойкой откровенно зевает, показывая лиловую, как у старой собаки, пасть. Вчерашние пирожные приуныли за стеклянной витриной – никому-то они не нужны. Все столики пустуют, только за одним, у самого окна, сидят две девушки – брюнетка и блондинка. В некотором роде они представляют собой занимательное зрелище, так что скучающая барменша даже прерывает зевок, потом дергает за завязку передника повисшего над соковыжималкой Феликса и говорит, кивнув на клиенток:

– Штепсель и Тарапунька.

Феликс только хмыкает, но шутки он не оценил. Он никогда не видел этих комиков и, кроме того, занят обдумыванием важного вопроса – пригласить ли ему Алину на свидание или не стоит связываться? Украдкой покосился на нее. Раскачивается на стуле. Смазливая мордашка, на щеках ямочки, грива пепельных волос. Фигура… Пожалуй, пора бы Алиночке отказаться от любимого айриш-кофе со сливками и шоколадным сиропом – при скромном росточке у нее форы нет. Так и работы недолго лишиться, зритель-то пошел требовательный, а у Алины на боках жиру, как говорится, не купить. Слишком короткая джинсовая юбка, чулки в «сеточку», ковбойские сапожки забрызганы грязью. Тут она тоже подкачала. Зато у нее есть свои достоинства – она веселая, к тому же у нее темперамент. Эх, вот кабы Алинкину мордочку да ее же легкий характер приставить к фигуре ее новой подружки! Модельная ведь фигура – прекрасный рост, ноги от коренных зубов, лебединая шея, обвитая скромной ниткой жемчуга, тонкие косточки ключиц в вырезе черного платья… А глазищи! Темно-золотые, тепло-медовые, миндалевидные, с длинными ресницами, но кто обратит на них внимание, когда у бедняжки такой нос! Носище! Как у Бабы-яги – скрюченный, нависает над нижней губой, от него все лицо кажется унылым и уродливым! Не повезло девахе, что и говорить. Ей бы родиться в мусульманской стране и носить чадру либо такую штуку, из-за которой только глаза посверкивают. Тогда бы на ней какой-нибудь шейх женился, это точно. Или была бы она пошустрее, попикантнее, а не такая заторможенная, сразу видно – не уверена в себе.

Или, может, все же… У Феликса был приятель, который из принципа крутил только со страшненькими.

– Уродины – самые заводные, – делился он с Феликсом. – Красавицы уж слишком обнаглели, подай им то, подари им сё, а она будет сидеть, как кукла, любуйтесь все на нее! У страшненькой все такое же, как у красивой, и бельишко, и маникюрчик, и прическа, они за собой даже лучше следят, не могут позволить себе выглядеть неухоженно. А потом, она так тебе благодарна, ни в чем отказа нет, все тебе, все для тебя!