– Блистательный шутит. Он был свидетелем, его глаза видели, его уши слышали.
…А его мозги не соображали, зато желудок требовал мяса, а гонор желал вырваться из-под опеки Эсперадора. Вот и вырвался.
– Я не знал, как это называется. Мы просто дали слово.
– И оно было принято.
Отряд развернулся, углубляясь в лес. Здесь уже убивали. Могила Флоримона Шуэза совсем рядом, а у гоганов могил не будет, они просто исчезнут. «Шар судеб», а говоря по чести, просто подлость… Судьба делает из нас покойников, но мерзавцами мы становимся по собственному выбору.
Кривое дерево, опрокинутый «лафет», с которого свалилось изображавшее пушку бревно. Именно здесь нашли Рихарда Борна с пулей в спине. Похоже, полковника по ошибке убил кто-то из повстанцев. В тот день все стреляли во всех, не разбирая, где свой, а где – чужой. Те, кто оплатил золотом пролившуюся в лесу Святой Мартины кровь, лягут здесь же, хотя Робер с Никола об этом не думали, просто искали подходящее место. И нашли.
Отряд остановился – это были люди из Эпинэ, те самые, что спасли своего герцога от засады Маранов. Довез ли Жюстен сестер и братьев до Олларии?
Спутник Робера улыбнулся в коротко стриженную бороду. Кто он на самом деле? Не все ли равно!
– Сын моего отца видит, что тот, кто должен прийти, еще в пути. Недостойные готовы ждать, сколько нужно. Эта ночь – первый шаг к обретению вечного.
Вернее, последний. Слева обрыв, справа заросли каких-то кустов, путь назад и вперед перекрыт. Излишняя роскошь для троих ничего не подозревающих бедолаг, но разъезжать ночью без эскорта герцог не может.
– Я могу узнать имя достославного? – Во имя Астрапа, зачем ему это?
– Блистательный может многое, но памяти не стоит нести лишний груз.
Если бы мы могли решать за нашу память, забывая и помня по своему желанию, но это невозможно.
– Монсеньор, – Никола, как они и договаривались, подъехал слева, – мы прибыли слишком рано.
– Нет, – условленные слова Робер произнес раздельно и четко, – мы приехали
Они выстрелили одновременно: Карваль в молчаливого человека на пегом муле, Робер в своего собеседника. Иноходец попал, пистолет Никола осекся.
– Блистательные не могут нарушить слово, – Робер не видел лица гогана, но слышал голос – недоумевающий, растерянный, – не могут…
Новый выстрел. На этот раз пистолет послушался. Мул с мертвым всадником на спине захрапел и бросился в кусты, но поводья зацепились за колючие ветки. Обезумевшее животное билось и ревело, о гоганском мальчишке в суматохе как-то позабыли, а тот то ли спрыгнул, то ли свалился на землю и с диким криком бросился бежать. Вдоль оврага, а не в лес, дурень несчастный.
Нужно было стрелять, но пальцы Робера вцепились в поводья и не желали их выпускать. Никола тоже промешкал, но кто-то курок все же спустил. Любую подлость следует доводить до конца, иначе она останется подлостью, но потеряет смысл. Черная фигурка дернулась, на мгновение замерла и помчалась дальше, на радость ущербной луне. Ночная хозяйка была на стороне охотников – бледные светящиеся пальцы упорно тыкали беглеца в спину. Робер все-таки выстрелил, но сам не понял, попал или нет. До парнишки наконец дошло свернуть в тень. Никола вполголоса ругнулся, спешился и кинулся следом, за ним потопало трое солдат. Иноходец опустил пистолет.
– Монсеньор, – капрал из Агиррэ прятал глаза, – мулов тоже надо бы… Нечего им тут бродить, мало ли!
– Хорошо. – Где люди, там и мулы. Снявши голову, по волосам не плачут, а голову он снял в болотах Ренквахи. Семь лет прошло, а волосы все растут; у мертвецов всегда растут ногти и волосы.
В чаще грохнул выстрел, в ответ заржал чей-то конь, и стало тихо, словно ничего не случилось. Все спокойно, только черная кровь на бледной земле, следы копыт да призрачный бледный свет. Половина Луны, ночь то ли Флоха, то ли Гоха. Можно было спросить, но он не спросил, а теперь спрашивать не у кого. Дети Кабиоховы не вмешались, бросив внуков своих на произвол судьбы, впрочем, сыновей они тоже давным-давно оставили.
В зарослях затрещало, ветви раздвинулись, показался Никола. Один. С докладом он не спешил, но Робер понял и так: мальчишка с золотистыми глазами не сумел обмануть луну.
– Я его догнал, будете смотреть?
Робер покачал головой. Лес Святой Мартины. Лес смерти, глупости и предательства, лес судьбы…
Никола отдавал распоряжения, Повелитель Молний сидел в седле, глядя в бархатное небо. Малая Кошка стояла в зените, двенадцать разноцветных звезд сулили удачу и долгую жизнь родившимся. Должен же сейчас кто-нибудь родиться – жизнь не может уступать смерти.
– А ну, стой, чтоб тебя!
Короткий, оборвавшийся храп, мул с перерезанным горлом валится на бок, за ним второй, третий. А теперь всех в овраг – и двуногих, и четвероногих. Шорох, всплески, кто-то вполголоса выругался, фыркнула лошадь.
– Монсеньор, можем ехать.
– Благодарю, капитан.
– Не за что, Монсеньор. – Карваль поправил сбившуюся набок шляпу и неожиданно добавил: – Мерзкое дело. Я… я не слюнтяй какой-нибудь, но этот мальчишка… Вы не знаете его имени?
– Откуда? – махнул рукой Робер. – Да и зачем оно?