Никита развел руками, а Саша моментально вскипела:
— Ты до сих пор не веришь, что его убили?
— Мне верить по должности не положено, — вздохнул он в ответ. — Мы ведь не только под богом, но и под статьей ходим. Накатаю я материал о том, что известного историка убили, а меня потом в суд потянут за клевету. Не тыкать же мне чистой чашкой судье в морду? Пока версия о самоубийстве самая убедительная. Кто, кстати, унаследует эту чудную квартирку?
Очередной скачок его мыслей сбил Сашу с панталыку. Красная от злости, она смотрела на него, сжав кулаки, и не сразу сообразила, о чем он ее спрашивает, но ответила:
— Дед на меня оформил завещание. А почему вдруг ты спросил про квартиру?
— Просто так, — равнодушно ответил Никита.
Вложив в слова все презрение, на которое только была способна, Саша процедила сквозь зубы:
— Да? А мне показалось, ты намекаешь на то, что наследник вполне мог выпихнуть дедушку из окна.
Глаза у Никиты странно блеснули, и он делано рассмеялся.
— И не думал намекать, но спасибо за идею. Между прочим, довольно банальную.
Саша сжала кулаки.
— То есть я могла убить старика из-за квартиры, которая мне и так досталась бы по-любому?
Шмелев расплылся в довольной улыбке.
— Что тут странного? Из-за квартир вообще убивают почем зря. Хочешь, расскажу историю, когда контролер, которая снимала показания счетчиков, на пару с любовником прикончили одинокого деда, а квартирку попытались продать?
— Большое спасибо. Прямо-таки огромное, но — нет, не хочу. А твои подозрения по меньшей мере некорректны. С какой стати тогда я в газету помчалась? Сидела бы тихонько полгода, посиживала, пока завещание не вступит в силу…
— Мало ли… Следы заметала.
Саша хотела сообщить ему, что заметать следы в принципе бессмысленно, если деда признали самоубийцей, но передумала — много чести для мерзавца. Как же она ошиблась, поверив ему! У парня ничего святого за душой. Наглец и проныра! Лохматый, в мерзкой майке и пошлых джинсах с дырками!
Она отвернулась и стиснула зубы, чтобы не заплакать на глазах у циничного и наверняка продажного журналюги.
Никита молча наблюдал за ней — обиженной и беззащитной. Ему хотелось сказать, что он пошутил и на самом деле ничего плохого не подумал. Но понял, те слова, которыми он утешал Светку, здесь не подходят. Поэтому он присел рядом и накрыл ее руку ладонью. Но Саша, не поднимая головы, резко выдернула ее. Сейчас она напоминала воробья — взъерошенного, замерзшего, которого следовало бы прижать к груди, согреть дыханием…
Никита потянулся к девушке, но вовремя спохватился и лишь грубовато спросил:
— Чего надулась?
— Ничего я не надулась! — отмахнулась Саша, уставившись в столешницу.
Но голос ее дрогнул, и Никита понял, что она вот-вот заплачет.
— Нет, надулась, я вижу, — продолжал он настаивать.
Саша подняла голову, сверкнула сердито глазами.
— Не говори ерунды! — И не очень приветливо предложила: — Чай будешь пить?
— Чай? — протянул он неуверенно. — Ну, давай чай, а я подумаю…
Пока закипал чайник, а Саша расставляла на столе чашки, Никита молчал и выводил на столешнице пальцем одному ему видимые узоры. Саша поглядывала на него, но расспрашивать не решалась. Получив свой чай, Никита, не проронив ни слова, стал прихлебывать из чашки, грызть карамельки и попутно хмуриться. Минут этак пять он изображал угрюмого сфинкса, уставившись взглядом в одну точку. Судя по всему, в его голове туго, но проворачивались какие-то шестеренки. Саша терпеливо ждала, даже выпила подряд две чашки чаю, но наконец не выдержала.
— И чего надумал? — спросила она.
Никита поднялся.
— Пойду на балкон. Там мы еще не были.
Балкон — небольшой, чистенький, практически пустой — ненадолго привлек внимание Никиты. Он быстро огляделся по сторонам, бросил взгляд вниз, осмотрел низкую деревянную скамейку, пепельницу, забитую окурками, а потом, опершись на перила, уставился на соседний дом. Саша снова не выдержала и, устроившись рядом, жалобно спросила:
— Так и будешь молчать?
— Странно как-то, — медленно произнес Никита. — И балкончик не застеклен, и скамейка вон под рукой. Я думал, у стариков твоих балкон, как у всех, барахлом завален, потому он в окошко и прыгнул. Но тут же нет ничего! Только прекрасный вид на стоянку.
— И что с того?
— Ты случайно не узнавала, не произошло ли в ту ночь на стоянке что-нибудь необычное?
Саша пару мгновений молчала, а затем, видно, сообразив, почему он задал этот вопрос, пожала плечами:
— Даже в голову не пришло.
— А я подумал, — самодовольно улыбнулся Шмелев и поинтересовался: — Стоянка охраняется?
— Не знаю точно. Но будка стоит, выходит, там кто-то сидит.
— Стопроцентно сидит! К тому же она неплохо освещена, а охранник в будке вполне мог не спать. Если твоего деда убили, становится понятно, почему его не выбросили с балкона. Это могли заметить со стоянки: охранники, хозяева машин, согласись, они там снуют порой всю ночь. Надо бы поинтересоваться! — сказал Шмелев и озабоченно потер лоб.
— А я что говорила! — обрадовалась Саша. — Конечно же, его убили!