Лик смерти

Бонни десять лет, она и выглядит на десять, но это, пожалуй, все, что связывает ее со сверстниками. Раньше я все объясняла болью, которую ей пришлось испытать. Теперь знаю наверняка. У Бонни есть дар. Это не просто детская одаренность — Бонни способна сосредотачиваться, замечать мелочи и, самое главное, анализировать. Если что-нибудь занимает ее, прежде чем сделать вывод, она тщательно и глубоко продумывает каждую деталь.

Несколько месяцев назад я начала беспокоиться о ее образовании, и Бонни дала мне понять, что беспокоиться не о чем — она вернется в школу и обязательно наверстает упущенное. Бонни взяла меня за руку и повела в гостиную. Мы с Мэтом собрали вполне приличную библиотеку. Мы очень любили читать, свято верили в могущество книг и очень хотели, чтобы эта любовь передалась и Алексе. Мы никогда не избавлялись от уже прочитанных книг и даже заказали встроенный книжный шкаф во всю стену.

Каждый месяц мы с Мэтом тратили около часа на поиски чего-нибудь особенного для нашей библиотеки — Шекспира, Марка Твена, Ницше, Платона. И когда находили нужные книги, сразу же покупали и расставляли на полках. Конечно, мы не просто собирали коллекцию — мы читали. У нас не было ни одного случайного тома. Мы взяли себе за правило: никогда не покупать книг в угоду чужому вкусу.

Хотя мы с Мэтом не бедствовали, богатыми нас назвать было нельзя. Мы не собирались оставлять после себя массу имущества и ненужных вещей — мы надеялись завещать Алексе самое обычное: полностью оплаченный дом, память о нашей любви к ней и, может быть, небольшую сумму в банке. Мы также хотели оставить дочери то, что принадлежит только нам, ее родителям, наследие нашего сердца: наша библиотека, небольшое собрание книг, и должна была стать таким наследством. Алекса начала проявлять интерес к чтению незадолго до смерти. С тех пор я не добавила ни одной книги. Именно тогда мне стали сниться кошмарные сны, будто все здесь объято пламенем и горящие книги плачут от боли.

Бонни затащила меня в это забытое (или, скорее, избегаемое мной) место, достала с полки книгу и протянула мне. На обложке значилось «Как научиться рисовать?», автор был не раскрученный, но явно талантливый. Бонни показала пальчиком на себя.

— Ты прочитала ее? — догадалась я, правда, через минуту.

Она улыбнулась и кивнула, довольная, что ее поняли, и достала еще одну книгу «Основы акварельной живописи», а потом еще одну, «Искусство пейзажа».

— И эти тоже? — удивленно спросила я.

Бонни кивнула, затем снова показала на себя и, сделав задумчивое лицо, широким жестом обвела библиотеку.

Я смотрела на нее во все глаза, и наконец до меня дошло.

— Ты имеешь в виду, что, когда хочешь о чем-нибудь узнать, приходишь сюда и читаешь?

Бонни кивнула и радостно улыбнулась. «Я могу читать и учиться, и мне это очень нравится, — говорили ее глаза. — Разве этого не достаточно?»

Вот тут я сомневалась. Ведь помимо чтения существуют еще письмо и арифметика. «С чтением мы разобрались, но как же с остальным? И конечно же, меня волнуют проблемы общения Бонни с окружающим миром, с ровесниками, с мальчиками и так далее. Это ведь тоже целая наука, без нее в мире людей делать нечего». Вот какие мысли вихрем пронеслись у меня в голове. Тот факт, что Бонни читает книги по искусству и сама постоянно рисует, причем превосходно, немного успокоил меня, я позволила себе на некоторое время забыть о проблемах.

— Ну хорошо, — сказала я. — Но это «хорошо» — на сегодняшний день.

Раннее развитие личности Бонни проявляется не только в рисовании, но и в способности слушать, очень внимательно и необычайно терпеливо, в недетском умении проникать в душу собеседника и понимать его эмоциональное состояние. Конечно, во многих отношениях Бонни еще ребенок, от этого никуда не денешься, но в некотором смысле она гораздо проницательнее меня.

— Сегодня я навещала девочку по имени Сара, — вздохнула я и вкратце рассказала Бонни историю Сары.

Конечно, я не говорила о том, что Майкл принуждал Сару к сексу, или о подробностях убийства семьи Кингсли. Зато я рассказала Бонни самое важное: Сара — сирота; ее преследует плохой человек, которого она называет Незнакомцем, и сейчас эта маленькая женщина находится в ужасном отчаянии и даже готова навсегда исчезнуть из мира живых. Бонни напряженно слушала каждое мое слово. Когда я закончила, она погрузилась в глубокое раздумье. Затем повернулась ко мне, показала на себя, затем на меня и кивнула. Только через минуту нашего телепатического общения меня наконец осенило.

— Она такая же, как и мы, ты это хочешь сказать?

Бонни кивнула и, помедлив, выразительно указала на себя.

— Скорее, такая, как ты, — произнесла я.

Бонни кивнула.

Я пристально смотрела на нее.

— Ты имеешь в виду, что она видела, как убивали людей, которых она любила? Как и ты, когда убивали твою маму?

Бонни кивнула, а затем покачала головой. Словно говоря: «Да, но не совсем так». Закусила нижнюю губу и задумалась. Затем взглянула мне в глаза и, снова указав пальчиком на себя, отстранилась.