Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Хотя уголовное прошлое этого человека, присужденного за ряд краж к наказаниям, соединенным с лишением прав, исключало всякую возможность избрания его членом Государственной Думы, левым московским избирателям все же удалось вручить ему депутатский мандат. Тайное содействие чинов политической полиции, благодаря которому это стало возможным, так же как и уголовное прошлое Малиновского, ни Ленину, ни избирателям его, конечно, известно не было.

Осмотром Чрезвычайной Следственной Комиссией захваченных в департаменте полиции документов установлено, что революционные речи Малиновского составлялись ему директором департамента полиции Белецким²⁰, и он же определял те политические моменты, когда они произносились. Создавая этими речами Малиновского очевидную для всех необходимость самой энергичной борьбы с политическим течением, представителем которого он являлся, Белецкий затем блестяще проявлял требуемую такой борьбой энергию, а прозорливость свою доказывал раскрытием заговоров и арестов лиц, предательски выданных ему тем же Малиновским.

В тоже время находившийся в Швейцарии В. Ленин радовался смелости своего сотрудника, сумевшего пройти в Государственную Думу и с трибуны ее революционировавшего страну речами неслыханной дерзости.

К моему приходу допрос Ленина уже закончился, и я, к сожалению, не слышал его объяснений. Держал себя Ленин просто, без всякого позерства. Воспользовавшись временной отлучкой из комнаты следователя, я в шутливой форме попросил Ленина пристыдить солдат, торгующих казенными сапогами на улице у самого входа в Комиссию. Он указал на стоявших во дворе дворца, вероятно у царской кухни, двух поваров и, пожав плечами, заметил: «Царские обеды бывали превосходны, но спросите Вы этих мастеров, можно ли их опрятно приготовить? В перчатках ведь рябчика не изжаришь».

С сидевшей в той же комнате своей женой²¹Ленин меня не познакомил.

* * *

Полученное мною при вступление в Чрезвычайную Следственную Комиссию поручение от ее председателя – ведать делами о генералах – было выполнено мною мало успешно.

С делом генерала Ренненкампфа пришлось расстаться еще в период изучения его материалов, существо второго дела о генерал-адъютанте Н. Иванове было такого рода, что исключало не только необходимость, но и саму возможность судебного вмешательства. Третье же и последнее генеральское дело о военном министре Сухомлинове привело меня к выводам, комиссию не интересовавшим, и потому оставленными ею без использования.

Деятельность генерала Сухомлинова²²как главного виновника того голода в снарядах и оружии, которым болела армия, обследовалась комиссией сенатора Кузьмина²³под непосредственным наблюдением обер-прокурора сенатора Носовича²⁴.

Умолчание о тех конкретных данных, которыми обусловливались предъявленное генералу Сухомлинову обвинение не только в служебных упущениях, но и в шпионаже, всеми принималось как естественное соблюдение следственной тайны. Обоснованность обвинения считалась, однако, бесспорной уже потому, что оно исходило от сенаторов, то есть лиц высшего государственного судебного органа, действовавших к тому же под наблюдением обер-прокурора. Этот авторитет комиссии позволил печати без различия направлений оперировать предательством Сухомлинова в такой степени, которая сделала самое имя его нарицательным.

С таким именно взглядом на личность военного министра и его служебную деятельность я приступил к ознакомлением с десятками томов разного рода дел и переписок, на обложках которых значилась этикетка «Авиация». В них надо было найти ответ на вопрос: «Имелись ли и какие именно упущения в деле организации наших воздушных сил и снабжения армии аэропланами?». Задача эта была не легкая и совершенно необычная, так как всякая следственная власть приступает к своей деятельности лишь при наличии признаков уголовно-наказуемого деяния и уже, исходя из преступного факта, ищет его виновника. Здесь наоборот: по эвентуальному виновнику²⁵надо было отыскать преступный факт.

Составив сводку всему, что сделано Сухомлиновым за четыре с половиной года пребывания на министерском посту и определив через технических, финансовых и торгово-промышленных экспертов, что могло бы быть им сделано за это время, я рассчитывал таким путем найти искомый результат его деятельности и не сомневался, что он выразится отрицательной, а не положительной величиной. Ценность такого упрощенного метода исследования была, конечно, весьма относительной, но это обстоятельство меня мало смущало, так как из прочитанного в комиссии обер-прокурором Носовичем обвинительного акта, я знал, что Сухомлинову ставят в вину такого рода деяния, при которых какие бы то ни было упущения в области авиации утрачивали всякое значение.