Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Но и в намеченных пределах мне закончить работу не удалось. Председатель Муравьев настоятельно торопил с докладом, и я смог включить в него только перечень мероприятий военного министерства и иллюстрировать их той борьбой, которая велась с министром финансов Коковцевым²⁶по поводу их осуществления. Хотя таким образом то, что могло быть сделано министром, осталось неосуществленным, но актив Сухомлинова оказался настолько значительным, что о преступном бездействии власти не могло быть и речи.

Усвоив в самом начале доклада намеченные мною выводы, председатель, прервав меня, предложил доклад сократить. Я категорически отказался это сделать, сложил бумаги и просил назначить другое более подходящее для комиссии время. Проходили дни, недели; ни председатель комиссии, ни ее президиум моим докладом не интересовались. Это обстоятельство и навело впервые на мысль, что творцы и руководители Сухомлиновского процесса интересуется вовсе не правосудием, а какими-то другими соображениями, ничего общего с ним не имевшим. Что это предчувствие меня не обмануло, читатель убедиться из подробного изложения Сухомлиновского процесса, но до того, чтобы уже покончить с воспоминаниями о Чрезвычайной Следственной Комиссии – еще несколько слов о последних днях моего пребывания в ней.

Незаслушанный доклад лишил, конечно, дальнейшую работу по Сухомлиновской авиации всякого смысла и, оставшись без определенного дела, я в служебные часы фланировал²⁷по коридорам Зимнего Дворца, присутствовал в качестве любителя при допросах другими следователями, помогал прикомандированным к комиссии студентам разбираться в эпистолярном архиве балерины Кшесинской²⁸и исполнял особые поручения о допросах отдельных лиц, преимущественно военного звания.

Таких поручений было довольно много, и я не припоминаю теперь, кем и по какому поводу мне были переданы два тома расследований генерала Батюшина²⁹, с предложением спросить жандармского полковника по содержанию некоторых изложенных в этих томах обстоятельств. Другие части этого расследования остались мне неизвестными, но все дело окончилось благополучно, а потому полнота и всесторонность освещения в данном случае особого значения не имеют. Занимательна его анекдотическая сторона.

В Петербурге жил и пользовался большой популярностью оборотистый банкир и спекулянт, Дмитрий Рубинштейн³⁰. В кутящих кругах веселящийся молодежи и внезапно разбогатевших «nouveaux riches»³¹его знали решительно все и фамильярно именовали «Митькой».

В 1916-м году Рубинштейн был внезапно арестован и во избежание вмешательства его богатых, а иногда и знатных приятелей, отвезен в Псков и там посажен в тюрьму. Этой неожиданной неприятностью, облетевшей Петербург с быстротою молнии, он был по-видимому, обязан своему собутыльнику, сообщившему военным властям следующее сенсационное известие: во время войны артиллерийский капитан Кутевой изобрел новую пулю³⁰, обладающую какими-то особенными баллистическими свойствами. Получив путем подкупа образец этой пули, Рубинштейн обделал ее в золотую оправу и, привесив в качестве брелока к своей часовой цепочки, беспрепятственно перевез в Стокгольм. Там пуля была продана германскому агенту, а несколько недель спустя ее стали извлекать из ран наших солдат.

К этому доносу, ставшему краеугольным камнем обвинения Рубинштейна в предательстве, было затем пристегнуто другое, еще более фантастическое. В расследовании генерала Батюшина имелась карта полесских железных дорог, вдоль которых цветным карандашом были отмечены огромные лесные площади, будто бы купленные Рубинштейном через подставных лиц, еще до войны. В этих лесах по указанию германского генеральского штаба Рубинштейном были проведены дороги, направляющиеся либо к водным переправам, либо к узловым станциям железных дорог. Этой, сделанной еще будто бы до войны, предварительной работой и объяснялся быстрый и успешный захват немцами всей губернии.

Казалось, одного здравого смысла было совершенно достаточно для понимания, что если по извлеченным у наших раненых пулям представлялось возможным определить, что неприятель стреляет образцом Кутевого, то какая же надобность была немцам покупать у Рубинштейна тот «брелок», который мы сами посылали им в несметном количестве и притом совершенно бесплатно? Если сведения о скупке Рубинштейном до войны целых земельных площадей оказывалось невозможным проверить ввиду захвата всей этой местности немцами, то спрашивается, на чем же эти сведения основывались? И несмотря на такие до очевидности простые соображения для расследования этих анекдотов была составлена целая комиссия с генералом Батюшиным во главе. Комиссия эта проработала почти год и собрала обвинительный материал в несколько томов.

Военно-полевому суду Рубинштейн предан быть не мог, передаче же дела общему суду должно было предшествовать формальное предварительное следствие, производство которого лежало на судебных властях Петербургского округа.