Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Награжденный за окончание академии чином капитана⁹, я начал свою юридическую службу на Кавказе и по принятому порядку в течение 5 лет нес там обязанности военного защитника¹⁰. Относился я к ним с большим интересом, прилежно готовился к каждому делу и скоро приобрел многочисленную клиентуру. Этому содействовало еще и то, что защитникам строго воспрещалось принятие какого-либо гонорара, подсудимый же имел право избирать себе того из них, который казался ему наиболее желательным. Все защитники находились в ведении и подчинении у своего естественного противника — военного прокурора. По-видимому, не только его генеральский чин, но и важнейшее право аттестации открывали полную возможность давать выступлениям своих подчиненных на суде желательное для него направление. Но свобода действия этих подчиненных как «стороны» ревниво охранялась традицией и всякие разговоры и споры по делам вне залы заседания считались бестактностью. Моим начальником был генерал Окулич-Казарин¹¹, поляк, принявший православие. Прекрасный человек он, как ревностный неофит, относился ко мне — лютеранину с некоторой нетерпимостью и, владея хуже меня словом, часто обращал судебные прения в бурные схватки. В таких случаях оба мы выходили из залы заседания с красными лицами, но на этом все и кончалось.

Обвинителем на суде выступал обыкновенно помощник прокурора. Сам генерал появлялся за прокурорской кафедрой только в тех случаях, когда процесс был сенсационным или скамью подсудимых занимало лицо с высоким чином. За 5 лет службы в роли защитника я многому научился у своего начальника и впоследствии всегда с благодарностью вспоминал его руководство в моем судебном воспитании. Случилось так, что иметь самого генерала своим противником мне пришлось в первое же выступление. Слушавшееся тогда дело шло при закрытых дверях. Публики не было, но судейских чинов, пользовавшихся правом присутствовать на всех делах, было довольно много.

Торжественная обстановка Суда. Все в мундирах. По приказанию Председателя вооруженный конвой вводит трех солдат. Они становятся за моей спиной. Это три молодых парня с самыми обыкновенными глуповатыми солдатскими лицами. Обвиняются они в изнасиловании. Пострадавшая — совсем молоденькая ученица женской гимназии. В праздничный день вместе с таким же молодым, как и она сама, учеником, они отправились в загородную прогулку. Под вечер при возвращении в город на одной узкой горной тропе из кустов внезапно выскочили три солдата, связали кушаком мальчику руки и сбросили его под откос. Обезумевшей от испуга девушке они без труда заткнули рот и совершили свое гнусное преступление. Мальчик, сломавший себе при падении руку и ключицу, пробовал ползком добраться до тропинки, но напряжение и нестерпимая боль часто лишали его сознания, а кричать он не решался, боясь, что солдаты его разыщут и убьют. Только ночью, когда вблизи его стали выть шакалы, он решился звать на помощь и подоспевшие пастухи спасли и его, и его несчастную подругу.

Свидетелей кроме пастухов на суде не было, и допрос сводился к показаниям потерпевших.

С тех пор прошло уже более тридцати лет. Но показания эти произвели на меня такое потрясающее впечатление, что память сохранила картину суда до мельчайших подробностей. Я помню, как этот полуребенок в коричневом платьице с черным передником заливался слезами, отвечая на допросе об обстоятельствах преступления, как девушка звала свою мать, поручала ей сказать Суду, о чем естественная стыдливость мешала говорить ей самой, как с ужасом она глядела на своих обидчиков, из которых опознала только одного, того, который на суде все время плакал. Ее несколько раз уводили, приводили обратно и опять уводили. Защищать негодяев, причинивших такие страдания, представлялось мне недостойным порядочного человека, и когда, после речи прокурора председатель предоставил слово мне, я встал и сказал: «Прошу суд поступить по справедливости».

— Вы больше ничего не имеете сказать? — спросил меня председатель.

Я ответил отрицательно, и суд удалился на совещания. Через несколько минут он вынес приговор. Все трое были приговорены к многолетним каторжным работам.