Лихачев

…Быстро шло то бурное время, быстро росли люди. С того дня, когда слесарь Путиловского завода Иван Лихачев впервые увидел близко автомобиль, прошло всего 13 лет. А вот он уже был назначен директором Московского автомобильного завода.

Глава шестая

1

Молодой директор приезжал на завод в 8 часов утра, минута в минуту. Зайдя в кабинет, просмотрев почту и сводки, он сразу же уходил в цехи. То, что теперь принято называть «методами получения информации», в те годы выглядело очень просто: директор с утра обходил цехи, слушал, спрашивал, узнавал, записывал. С ним быстро свыклись, как со своим человеком. Едва он появлялся в цехе, бежали к нему, спрашивали:

— Иван Алексеевич, как быть? У нас сверл нет… Он доставал. У него были «большие связи».

— Иван Алексеевич, а у нас мотор барахлит! — сообщали ему.

Он не боялся запачкаться — лез в машину. Иной раз он находил в цехе брошенную деталь, сам нес ее технику ОТК. Если деталь оказывалась годной, кричал, ругался:

— Это прямо хищники какие-то… Сведут домок в комок.

В апреле 1926 года, когда Лихачев работал еще в Московском Совете профсоюзов, по всей стране обсуждалось «Обращение ЦК ВКП(б) ко всем парторганизациям и ко всем коммунистам о борьбе за режим экономии».

Здесь, на заводе, «Обращение» сразу же приобрело живые, отчетливые и осязаемые черты.

ЦК партии указывал на то, что хозяйственники еще не научились бороться с расточительностью, преступным разгильдяйством, волокитой, забывали о внимании к мелочам. Теперь на заводе с этого можно было и начать…

Лихачев требовал, чтоб каждая партийная и комсомольская ячейка «проработала» «Обращение», сам созывал бухгалтеров, снабженцев, начальников цехов и, конечно, не упускал случая напомнить им, что эту работу нельзя рассматривать как кратковременную кампанию. Свои слова он непроизвольно облекал в ту особенно доступную, доходчивую форму, что они запоминались, вызывали улыбку и поэтому передавались из уст в уста, обретая необыкновенную силу,

— Отделу снабжения надо крепко побегать, — говорил он, — а то у нас только директор бегает, каждую веревочку подбирает. А вы сидите, как караси в болоте. Смотреть противно!

Караси… Это мгновенно становилось прозвищем. Словечко будто прикипало. «Караси-снабженцы», но никто не обижался. Молодой директор был всегда справедлив.

В цехах говорят коротко — шум станков и гул печей не дают «размазывать». Кратко, «по-боевому», Лихачев решал множество вопросов, умел потребовать строжайшей дисциплины труда, четкости, порядка, оперативности.

На производственных совещаниях он предупреждал против приукрашивания старого. Говорил, что следует всегда видеть перед собой два борющихся начала: старую отсталую технику, которую нужно без жалости сдавать на слом, вместе со старыми привычками и новую технику, за которую предстоит драться. Он любил это словечко «драться».

В два часа обед, а потом, если не приходилось срочно уезжать в ВСНХ, в ЦК или МК партии, на городской актив или на совещание в Моссовет, он шел «разгружать» очередь в свой кабинет.

С разными просьбами приходили к директору люди — насчет квартиры, путевки в санаторий, детского сада, даже семейных недоразумений. И нельзя было не помочь, не вмешаться. Лихачев постоянно избирался депутатом Моссовета, председательствовал в нескольких комиссиях Моссовета, был обязательным участником пленумов райкома, собраний, совещаний и конференций. С любого совещания он возвращался обратно на завод. Поэтому домой он уезжал не раньше чем в 11–12 часов ночи, а бывали дни, когда и за полночь он еще оставался на заводе.

Такой распорядок дня установился как-то сам собой и сохранялся очень долго.

2

Молодому директору свойственно было чувство юмора, он любил пошутить, любил козырнуть каким-нибудь «Здорово, браток» или шуточкой из арсенала дядьки Василия: «А я что, по-вашему, рукава жую?!» Это вызывало симпатии рабочих и заводских инженеров. Если этот «красный директор» не успевал вернуться в назначенный час к себе в кабинет, инженеры спрашивали кого-нибудь из его помощников:

— А где же начальство?

В самом слове «начальство» крылась снисходительная усмешка.

— В цехе, — строго отвечали помощники. Они уже успели полюбить своего начальника.

— В каком? В каком цехе, не скажете ли?

— Кажется, в кузовном. Евсеев только что звонил оттуда. Говорит — у них.

— Что же это он там делает?

— Изучает технические процессы.

— Почему именно в кузовном?

Но кто мог ответить на этот вопрос, кроме самого директора.

В кузовном цехе больше чем где-либо сохранились кустарные пережитки. Здесь стояли две кирпичные печи для варки клея, на них рабочие кипятили себе чай, было тепло, уютно, пахло стружкой и лаком. Это напоминало Лихачеву хорошее время ученичества на Путиловском.