Лихие 90-е

Ромка записал, не очень поняв, кто выделяет им офис и что значит «без церемоний», но лишних вопросов по обыкновению задавать не стал. Через десять минут он с недоумением читал табличку на здании с указанным адресом – ректорат такого-то института повышения квалификации. Переглянулся с водилой Серёгой и решительно толкнул дверь. На втором этаже нашли приёмную, молча её миновали, не отвечая на вопросы всполошившейся секретарши, и оказались в кабинете ректора. Навстречу поднялся седой представительный дядька:

– Вы, собственно, по какому вопросу? – Чувствовалось, что дядька не в своей тарелке, хотя и в своём кабинете. А впрочем, в своём ли?

– Это наш офис. Ты кто? – Ромке было неприятно разговаривать со взрослым человеком в таком тоне, но без церемоний – значит, без церемоний. Кроме того, из опыта он знал, что лучше резать по живому, чем жевать сопли – выйдет менее болезненно, как ни странно.

– Простите, я не понимаю, что значит «ваш офис»?

– Это значит, что десять минут вам на сборы – и освободите помещение. Всё здание, и этот кабинет в первую очередь…

– Я вообще не понимаю, что происходит! Кто вы такие?! – дядька взвизгнул.

– Ну, не хочешь по-хорошему, будет как всегда… Располагайся, Серёга.

А сам снял трубку ректорского телефона и набрал номер.

– Шеф приехал? Дай трубочку. Шеф, человек не хочет по-хорошему… Окей… – И уже обращаясь к бывшему хозяину кабинета и переходя на «вы»: – Ну вот, видите, теперь получится как всегда…

– Приказ ещё не вступил в силу! Мы будем жаловаться! Руслан Имранович не до конца разобрался в ситуации! А куда мы денем архив?! – Седой дал слабину, и Ромка понял, что не ошибся адресом. Кстати, сейчас, когда маска вальяжности сползла с лица ректора, стало заметно, что, во-первых, он моложе, чем показалось сначала, – что-то в районе сорока пяти, а во-вторых, тот ещё пройдоха в овечьей шкуре. Во всяком случае, на Ромкин взгляд. И секретарша, которая пару раз испуганно заглядывала в кабинет, имела чересчур аппетитные формы.

– Все эти вопросы не ко мне. Я лишь выполняю команду занять наш офис. И, поверьте, чем быстрее вы его покинете, тем лучше для вас. Через полчаса подъедут люди, которые не будут разговаривать. Я даже не уверен, что они вообще умеют говорить…

Мужик явно был напуган, его уже посетило внутреннее понимание, что ситуация необратима, но въевшееся сознание собственной значимости не позволяло вот так запросто встать и уйти. Разбухшее эго нередко играет с людьми злые шутки.

Полчаса прошли в напряжённой атмосфере, ректор пытался куда-то звонить, но Ромка выдернул телефонный шнур из розетки с мясом.

– Вы за это ответите! – верещал ректор бабьим голосом.

Ромка лениво отвечал:

– Вы можете позвонить из телефона-автомата…

– Я никуда отсюда не уйду, пока не поступит приказ из Минобразования!

– Сейчас поступит… – Когда шеф сказал, что приедут ребята Отарика и решат вопрос, Ромка сразу поменял риторику на более нейтральную и безразличную – раз его задача не очистить помещение, а только занять, зачем брать на себя лишние функции, тем более неприятные?

И ребята приехали. Первым, пригнувшись в дверях, вошёл Коля-Холодильник:

– Кто тут залупился и повис?

Вопрос являлся риторическим.

– Что вы себе позволяете?! – ректор по-прежнему фальцетил, не отдавая себе отчёта в происходящем.

Зашли ещё несколько квадратных ребят в кожаных куртках. Все молчали. Холодильник молча подошёл к сидящему в кресле на колёсиках ректору и нагнулся, будто хотел протереть тому ботинки, но вместо этого неожиданно схватил его за лодыжки и вздёрнул ногами кверху. Кресло жалобно скрипнуло и откатилось, ударившись о стену, ректор болтался в воздухе вниз головой. Один из пацанов всё так же молча открывал окно. Ромка глазами указал Серёге на дверь, и они тихонько вышли. На них никто не обратил внимания. Последнее, что Ромка успел заметить, обернувшись, было налившееся кровью лицо ректора, который разевал рот, будто выброшенная на берег рыба, но оттуда не вылетало ни звука. Могучий Холодильник нёс ректора к раскрытому настежь окну второго этажа.

Ромке всё это ужасно не нравилось. Особенно собственная роль в происходящем. Внутренне он всё-таки принадлежал к миру цивилизованных отношений, хоть и бравировал порой дворовым происхождением и блатными замашками. Даже толстокожему Серёге было не по себе.

– Ладно, попугают и отпустят. Не дрейфь, не выбросят, на хер он кому спёрся! – сказал Ромка то ли Серёге, то ли себе самому.

И тут же откуда-то с улицы раздался душераздирающий вопль.

Секретарша ойкнула, ещё больше побледнела и грохнулась в обморок.

– Вот, чёрт! – Они засуетились.

Ромка схватил графин с водой и на секунду замешкался – то ли так полить, то ли набрать в рот и прыснуть, – обмороки он видел только в кино. Серёга громко сопел и бесполезно топтался рядом, под его тушей жалобно скрипел рассохшийся паркет. Пока они пребывали в замешательстве, женщина открыла глаза.

– Ну, слава богу! Вы только не волнуйтесь, ничего с вашим шефом не случится, никто не собирается выбрасывать его в окно… – Женщина снова закатила глаза и отключилась.