Читаем Лихие годы (1925–1941): Воспоминания полностью

Еще более экстатические речи произносились в Стрельне, где во главе храма стоял популярный в народе священник отец Измаил, известный у противников иосифлянства под именем «стрельненский фанатик». Отец Измаил, высокий, с длинными волосами, падающими с двух сторон до поясницы и во время проповеди развевающимися во все стороны, истошным голосом поносил «сергиевскую церковь», называя ее «вавилонской блудницей», а служение сергиевцев и обновленцев, между которыми он не делал никакой разницы, называл служением сатане.

В Лесном к иосифлянскому движению присоединился небольшой храм Тихвинской Божией Матери. Здесь приход разделился; большой каменный храм признал митрополита Сергия.

Сторонники митрополита Иосифа во главе с настоятелем, отцом Александром Советовым, обосновались в маленьком храме, где совершались богослужения в зимнее время.

Четвертый храм, присоединившийся к иосифлянству, был нижний храм Михаило-Архангельской церкви в Коломне. Этот великолепный храм имел в подвальном этаже Христорождественскую церковь, построенную по образу храма в Вифлееме в Яслях. Здесь-то и обосновались иосифляне во главе со священником о. Филофеем Поляковым, тогда как причт верхнего большого храма, во главе с настоятелем, отцом Михаилом Чельцовым, признал митрополита Сергия. Отец Филофей, однако, резко отличался от других иосифлянских священнослужителей, фанатичных, но искренних людей. Манерный, изнеженный, самовлюбленный, он впоследствии оказался троянским конем, засланным ГПУ в иосифлянское движение, в нужный момент перебежал к сергиевцам и занял одно из руководящих мест в Питерской епархии, которое сохранял вплоть до своей смерти в 1958 году.

Иосифлянской была также небольшая церковь Преображения Господня на Петровском острове (в Убежище престарелых артистов). Старые актрисы, являвшиеся прихожанами этого храма, оказались наиболее ортодоксальными.

Таким образом, официально к иосифлянам присоединилось пять приходов. Впоследствии, в 1929 году, к ним присоединилась также часть братии Александро-Невской лавры. В то время, однако, Александро-Невская лавра во главе с епископом Григорием держала «нейтралитет»: здесь не поминали Сергия, не подчинялись епископу Николаю, но и не присоединились к иосифлянскому движению. Такую же позицию занял архиепископ Гавриил. Нейтральным был также храм Спаса-на-водах во главе с настоятелем, отцом Владимиром.

Вскоре определились основные отличительные черты иосифлянского движения: прежде всего здесь не поминали властей. В храмах, признавших митрополита Сергия, была такая формула поминовения на великой ектеньи: «О богохранимей стране нашей и о властех ея, о еже мирное и безмятежное житие поживем во всяком благочестии и чистоте, Господу помолимся». В храмах иосифлянских произносилась другая формула: «О богохранимей стране Российстей и о спасении ея Господу помолимся». Далее. Иосифлянские епископы и священники принципиально отказывались от регистрации и от каких бы то ни было сношений с властью.

Епископы и образованные священники (типа о. Василия Верюжского) обычно ссылались на закон об отделении церкви от государства. Однако менее ученые представители иосифлянства оперировали совсем другими аргументами, заимствованными из арсенала Союза русского народа. Меня сразу оттолкнула от иосифлянского движения явно черносотенная идеология, к которой я и тогда питал непреодолимое отвращение. Зоологический антисемитизм, ссылки на «Протоколы сионских мудрецов» и даже на дело Бейлиса (не говоря уже о монархических идеях) были той питательной средой, в которой развивалось иосифлянство. Хотя в то же время стремление к мученичеству, беззаветная преданность своим идеям, экстатическая религиозность внушали невольное уважение.

ГПУ было в первый момент, видимо, озадачено: за последние 5 лет оно отвыкло от такого открытого и бесстрашного протеста. Во всяком случае в течение двух лет репрессий не последовало. Здесь, видимо, опять помог горький опыт обновленчества: ГПУ опасалось скомпрометировать митрополита Сергия, обрушившись репрессиями на его противников; в результате народ мог бы отшатнуться от сергиевского духовенства как от агентов ГПУ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Воспоминания

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное