Змеелов криво усмехнулся. Да уж, если нечисть все-таки сумеет пробить такую преграду, то золотой шассе тут будет лучше не задерживаться. Выжигать Лиходолье будут безжалостно, уже не отделяя людей от нелюди – войска просто пройдутся под торжественный марш целого оркестра дудочников от Валуши и до самого побережья, уничтожая все на своем пути. Да и кого здесь жалеть-то будут, в самом деле? Беглых преступников и бродяг, сбившихся в небольшие общины в деревнях, раскиданных по степи? Как же! В Славении «вешковыми кругами» огораживали и более законопослушных граждан, по глупости или от отчаяния заключивших негласный договор с нежитью…
– Эй, дудочник! – Викториан обернулся на голос, увидев за собой рослого чернореченского стражника с коротким степняцким луком. Грозное оружие кочевников смотрелось в крепкой, сильной руке едва ли не детской игрушкой, но не дай создатель какому-нибудь неумехе сдуру попробовать натянуть тетиву на этой «игрушке» без перчатки. Срежет подушечки пальцев едва ли не начисто. – Что творится-то?
– Чтоб я знал. – Музыкант качнулся вперед, угодил тростью в небольшую ямку и коротко, прочувствованно выругался. Осекся, втянул прохладный, остро пахнущий речной тиной и накатывающей с воды сыростью воздух, медленно выдохнул, успокаиваясь. Кивнул стражнику. – Пошли, разберемся.
Легко сказать. Хватило и одного взгляда на танцующее над переправой розоватое марево, скрученное в тугую спираль, чтобы осознать – просто так «разобраться» не получится. Чем ближе к переправе, тем громче становился стон едва заметно раскачивающихся верстовых столбов, а дрожь земли под ногами все ощутимее. На краткое мгновение захолонуло сердце, Викториан, как во сне, затравленно обернулся, будто желая убедиться, что за спиной всего лишь чернореченские деревянные избушки с покатыми крышами, а не каменные дома Загряды. Еще мгновение, чтобы понять – земля под ногами дрожит не потому, что откуда-то из неведомых глубин рвется на волю ворох зеленоватых щупалец с рядом круглых миножьих ртов вдоль бледной плоти, а из-за чужого, неясного колдовства, от близости которого орденский амулет на шее ощутимо нагрелся, припекая даже сквозь одежду.
Грохот выстрела.
Рыжая вспышка на мгновение разгоняет вечернюю мглу у переправы, освещая странный клубок из переплетенных шипастых лоз в двух шагах от причала. Стражник, торопливо идущий следом за дудочником, тихонько выругался и, как показалось Викториану, забормотал какую-то простенькую молитву. Бесполезно. Ведовий, лиходольский колдун – это не нежить, против него молитвы бесполезны, равно как и дудочки змееловов. Впрочем, и «колдун» – не самое точное определение. До сих пор непонятно, как лиходольские ведовии делают то, что делают: за ночь ставят из толстенных крепких лоз плетеные заборы вокруг своих деревень, приручают степных волков одним взглядом и наказывают обидчиков, запуская им в тело острую медную иглу, которая рано или поздно протыкает сердце, обрекая на мучительную смерть. Ведовии – они как ромалийские лирхи, но если «зрячие» женщины, путешествующие с табором по славенским дорогам, прибегают к проклятиям лишь в крайних случаях, предпочитая просто отводить беду или держать неприступную оборону, то лиходольские колдуны с огромным удовольствием защищаются с помощью нападения, зачастую нанося удар первыми. С таким встретишься один-единственный раз – на всю жизнь запомнишь и шипастые лозы, принимающие на себя удары, предназначенные ведовию, и особое ощущение, которое возникает каждый раз поблизости от лиходольского колдуна, – мерзкое поскребывание в надключичной ямке, как будто под кожей ворочается небольшой червячок, стремящийся выбраться на волю.
Вот и сейчас у Вика скребло в горле – не откашляться, не сплюнуть. Хоть до крови отхаркивайся – не пройдет, пока не уберешься от ведовия подальше. Судя по тому, как стражник нервно принялся скрести заскорузлыми пальцами шею, не одному дудочнику чудился этот «червячок», значит, ошибки нет. Другое дело – за каким бесом ведовию понадобилось долбиться в обережный круг? Обычно лиходольские колдуны не стремятся к границе, напротив, они оседают подальше в степи, в такой глухомани, где никто, кроме них, толком и не выживет, и стараются лишний раз не попадаться на глаза Ордену Змееловов. А тут человек, как бы между делом выстроивший перед собой прочную стену из шипастых лоз, защищающую как от стрел стрепняцких луков, так и от револьверных выстрелов, демонстративно игнорировал орденцев, продолжая чертить прямо на земле какие-то значки и закорючки.
Еще один выстрел грянул совсем рядом, пылающий шар пролетел мимо, обдав лицо змеелова сухим жаром, и ударился в переплетение темно-зеленых лоз. Рыжий огонь расплескало по живой стене, закрывающей ведовия, искры брызнули во все стороны – и бесславно угасли в мокрой траве. Пламя продержалось немногим дольше – не прошло и минуты, как и оно опало, оставив после себя лишь густой дым, валом валивший от зеленых стеблей, да кое-где тлеющие огоньки.