Лихое времечко

История Морского волка

Он был мальчишка, жил в порту,
в таверне маленькой у башни,
и говорил: «Вот подрасту,
как батя – уплыву на яхте».

И рисовал он корабли,
и карт листы съедал глазами,
сгорая от морской тоски,
читал Жюль Верна ночи с днями.

Но вот одной из тех ночей
пробрался юнгою на шхуну,
и, спрятавшись среди вещей,
уплыл легко в мечты лагуну.

Молчит история о том,
что был скандал и была порка,
то все оставим на потом,
то просто мелочь на задворках.

Он клятву дал служить морям,
обет – что не сойдет на берег,
и службу будет несть волнам,
он так сказал – он в то поверил.

Пропустим жизнь и моря соль,
скажу лишь коротко – он выжил,
он перенес шторма и боль,
и ураганы – гибель слышал.

Заматерел, как старый волк,
и грубым словом не гнушался,
и капитан в нем видел толк,
пират с почтением склонялся.

О нем неслась молва из слов
и байки, целые легенды,
мальчишка в прошлом – старый волк,
из порта призрачной таверны.

Женщина на корабле

Был бой с пиратами жестокий,
и пленница, что спасена,
не избежал корабль порока,
всему виной – бела княжна.

Примета старая недаром,
что женщина на корабле
посеет смуту, ревность, свару,
да просто с нею быть беде.

Итог – любовь у капитана,
помощник тоже в доле той,
и ни шторма, ни ураганы
столь не тревожили покой.

Дуэль на шпагах – благородство
и два смертельных острия,
не просто драка нищебродства,
а принцип духа, как стезя.

И обезглавлена команда,
что капитан, помощник вмиг —
лишь трупы, только возглас «Амба»,
девицы слышен скорбный крик.

Все в трауре плывут на берег,
виновница тех злостных бед,
еще в спасение не веря,
дает монашеский обет.

Корабельный пес

Матрос с походкою морскою
по порту брел, чудес искал,
был малость пьяненький, в раздолье,
хватал за юбки милых дам.

Тут пес бродячий приблудился,
хватает обувь, вот шпана!
Матрос сначала рассердился,
потом погладил шалуна.

Повел с собою на корабль,
котлетой накормил, мясцом,
подумал – может пес награда
и талисман в пути морском.

Он научил собаку трюкам,
и в рынду била та шутя,
и разгоняла злую скуку,
не ведома была тоска.

Так пес беспечно ошивался
не месяцы – считай, года, —
матрос столь кровно привязался,
пока не выпала беда.

Пес хворится, болеть вдруг начал,
не бегает, ползет ползком,
истек, наверно, век собачий,
и веет в душу холодком.

А на земле, сойдя на берег,
матрос собачку схоронил,
и кто то верит иль не верит —
о море напрочь позабыл.