– Присаживайся, женишок!
– Это можно, только я не один.
– Спиртишку добавишь, и компанию твою примем, – усмехнулся Гутарев.
– Это не заржавит! – со смехом откликнулся Самойлов и вышел.
Вскоре раздались приглушенные голоса, у порога зашоркали обувью, кисейный полог откинулся, и в комнате появились Самойлов с Ленковым и еще два его дружка – милиционеры Яшка Гаврилов и Алешка Сарсатский, бывший таможенник, – все в гимнастерках, перепоясанных ремнями.
– Ты глянь, Миха, прямо целое войско пожаловало! – съязвил Гутарев, откидываясь на гнутую спинку венского стула. – А ты, Константин, еще не поступил в милицию, а то, смотрю, тоже при форме?
– Я в милицию не поступаю, я на нее наступаю! – не полез за словом в карман Ленков.
Шумно бухнулся на стул, тяжело облокотился на крышку стола, исподлобья глянув на Гутарева и Голдобина, потом перевел взгляд на Самойлова:
– Доставай, Мишка, наш взнос в застолье.
Тот сунулся назад на кухоньку, вынырнул к столу с двумя бутылками спирта. Следом Ленка-Курносая уже тащила чашку жареного мяса и каравай пшеничного хлеба.
– Пошла гулянка! – заржал уже пьяненький Голдобин, усаживаясь поудобнее.
За спиртом взаимную неприязнь Гутарев и Ленков загнали внутрь. Костя сдержанно отвечал на назойливые расспросы уже окончательно окосевшего Голдобина про удачливый «рейд». Гутарев молча слушал, заливая спиртом злобную зависть. Остальная компания отменно жрала и пила, отпуская реплики и сальные шуточки по поводу и без повода, в Костины рассказы особо не вслушивалась, больше обращая внимание на игривую Ленку, снующую между столом и кухней.
Оба вожака, несмотря на изрядно выпитое, не пьянели.
– Говоришь, богатый улов взял? – прервал Голдобина, что-то опять пытающегося выспросить у Кости, Гутарев, кривясь подобием улыбки и глядя мимо Ленкова. – А в общий котел чего-то не торопишься долю внесть…
– Почему же, я – завсегда!
Ленков презрительно усмехнулся, лениво сунул руку в брючный карман и картинным жестом высыпал на стол, меж тарелок, горсть золотых червонцев. Мгновенно протрезвевший Голдобин жадно уставился на монеты.
– Артистничаешь… Ну-ну… – Глаза Гутарева мгновенно налились яростной злобой. – Не больно ли, Костя, нос задрал?
Ленков внимательно посмотрел на Гутарева, игранул желваками на крепких скулах.
– Слушай, Кирька, нам с тобою делить вроде нечево. У кого какой фарт идет, чо уж тут зубами скрежетать… Я не дядю-богатея имею, вот этими руками все добываю! И тебе никто не мешает! Я, к слову говоря, как раз одну наводку получил, неплохо можем наварить… Как нащет совместного похода?
– Благодетельствуешь… Спасибо, Костя, уважил, – Гутарев картинно склонил голову с выбритым пробором в набриолиненных волосах. – Но, вот, какая незадача… И у меня смачное дельце наклевывается, боюсь упустить.
Он многозначительно поглядел на Голдобина, силящегося понять их диалог через вновь навалившуюся алкогольную завесу.
– Ну, тады извиняйте, господин хороший, – поднял Ленков стакан со спиртом. Зажевывая выпитое жареным мясом, он не мешал Мишке Самойлову и Алешке Сарсатскому бахвалиться за столом, в красках расписывать подробности добычи золотого содержимого ящика-кассы.
На следующий день вечером, снова у Коновалова за бутылкой спирта, гутаревцы перетирали услышанное вчера.
– Фартовый мужик – Никифор! – восторженно качал головой Васька Бородин, длинный двадцатилетний рыжий парень с мертвыми глазами на продолговатом рябом лице. Бородин, как и многие в шайке Гутарева, знали Ленкова под именем Никифор. – Видал-миндал! Без шуму и пыли! Фартовый мужик!..
– Кончай слюней брызгать! – брезгливо отвернулся сидевший напротив Васьки Степан Малинин.
– И то верно, кончай. Носисся со своим Никифором, што дурень с торбой! – буркнул Коновалов, видя сумрачное лицо Гутарева.
Молча, будто на поминках, пили и ели, пока не заявился Мишка Голдобин.
Он скинул шинель, зябко передернул плечами, подсел к столу и опрокинул в глотку налитый Малининым стакан разведенного спирта. Отправив следом кусочек сала, покрасневшие вмиг глаза перевел на Гутарева, кивнул утвердительно.
– Ленка-Курносая все что надо разнюхала. Дом богатый, добра на тыщи рублев!
– Это ты про чо, а? Какой дом, чей? – недоуменно, чуть ли не хором, гаркнули Малинин и Бородин.
– Цыть, оглоеды! – прикрикнул Иван Коновалов. Он увидел, как меняется лицо Кирилла Гутарева. Исчезла сумрачность, тонкие губы тронула усмешка.
– Слышь, Михаил, – обратился он к Голдобину, – а ты бы на богатый дом когда пошел – среди ночи аль по утру?
– Налетом? – уточнил Голдобин.
Все обратились во внимание, понимая, что речь зашла о деле с хорошим наваром.
– Понятно, дурья башка, что не в гости! – засмеялся главарь.
– Тагды лучшее с самого ранья, кады сладко и крепко дрыхнут и в доме, и в милиции! Ха-ха-ха-ха!
– Тагды-кагды! – передразнил Гутарев. – А ночью тоже ведь дрыхнут…