Лихое время

– А чо говорить-то? – махнул рукой Ленков. – С ним Мишка и Яшкой за продукты сговорились. У него семья большая, окромя больной жены то ли двое, то ли трое девок-соплячек, да вроде еще и бабка старая. Накорми их на милицанерские гроши! Вот он и откликается, не любопытствуя… Иль чо, думашь, ежели б знал, для чево нам лошади потребовались… О-о! Ишшо и неизвестно, какой бы номер отколол! В партизанских командирах ранешне тоже идейный был!..

– Но нынче-то на живот работает, на прокорм домочадцев. Вот это самое то и есть! – оживился Бизин. – Подкармливайте этого новоиспеченного начальничка, а оплата с него потом будет! Еще покумекаем, как его к тебе целиком на службу поставить…

4

Двадцатисемилетний начальник пятого участка уездной милиции Тимофей Фомич Лукьянов на самом деле был назначен на эту немаленькую должность взамен спившегося Пакшина, которого временно исполняющий обязанности Главного правительственного инспектора милиции Антонов 21 ноября с треском отстранил от службы за «ярые наклонности употребления спиртных напитков, его буйный характер и сам факт стрельбы из револьвера в пьяном виде», в чем Пакшин отличился прилюдно 13 октября в поселении Домна, а пять дней спустя – в Чите.

До этого своего назначения Лукьянов несколько месяцев пробыл начальником конного отряда милиционеров, а начинал службу в милиции он в июле двадцать первого года младшим помощником начмилиции для поручений.

Коренной забайкалец, уроженец Татауровской волости и одноименного села, он с восторгом встретил народную власть, поэтому с приходом семеновцев убежденно подался в партизаны. Постепенно выдвинулся в командиры. Когда отгремели бои, вернулся в родное село, где его ждала старая мать, надорвавшаяся от непосильного труда на земле, жена и дочери-погодки, родившиеся еще до его славного партизанства. Когда же и до Татаурово дошли призывы идти на работу в милицию, после некоторых раздумий Лукьянов подал прошение о приеме на милицейскую службу.

Перебрались всем семейством в село Кенон, где была мало-мальская родня, заняли брошенную развалюху.

Жили Лукьяновы в крайней нужде, посему Тимофей с радостью хватался за любую возможность принести в семью кусок. После того как он дал Самойлову и Гаврилову шесть лошадей для поездки за продуктами, а потом грянуло известие о наглом ограблении кассы в Дровяной, Лукьянов предположил, что к этому вполне могут быть причастны отпросившиеся за провизией милиционеры.

Но тут же испугался своего предположения и постарался эти мысли запрятать подальше, памятуя о своей роли в обеспечении возможных налетчиков, а главное – о той радости, которую вызвали в доме привезенные Сарсатским мука и свиная ляжка.

Понятно, Лукьянов не преисполнялся восторгом от того, что с его назначением в пятый участок здесь вновь собралась прежняя мутная компания из конного отряда – Самойлов, Гаврилов, Милославский, Сарсатский… Но ожидаемого панибратства, к своему великому облегчению, не встретил. Вся четверка относилась к нему, как положено относиться к начальству, уважительно и послушно. Лошадей или еще чего больше не просили, но с продуктами постоянно помогали, причем в долг, великодушно соглашаясь подождать. Дескать, понимаем твою бедность, но чего же детишек голодом морить… Установка Бизина выполнялась.

– …Не спеши, Константин, брать быка за рога, – поучал Бизин. – Милицейского начальника корми, не разорит он тебя. Чем глубже коготок увязнет – тем гарантия больше, что птичка наша. Но покудова не спеши ему объявлять про увязшие коготки – рановато!

Бизин замолчал, тяжело поднявшись со стула, подошел к окну, потрогал вставленную в болт чеку, которая не давала вытащить болт с улицы и распахнуть ставни.

– А пришел-то ты ко мне с кем? С тем же востроносым? – неожиданно спросил Костю.

– Но… с Яшкой.

– Больше его сюда не води. Я с ним в одной камере сидел. Нечего ему меня видеть и знать. Филипп говорил, он корейца исполосовал без содрогания. Тот еще, выходит, душегуб… Но должен тебе, Костя, сказать… Я таких в свое время, когда при каторге жил, повидал! Чем больший злодей, тем больше за свою жизнь боится, а посему быстро на допросе разговаривать начинает. Имей в виду, а то этот новичок прямо за ординарца у тебя, как погляжу.

– У меня взгляд имеется! А нащет ординарца… В одном, мож, и за ординарца, а в другом – мелка сошка…

Этот разговор состоялся у Ленкова с Бизиным незадолго до глупейшего Костиного влета у противочумной станции. Благо милицейские дружки подмогли…

Когда Костя снова появился у Бизина, тот озабоченно выслушал всю историю.

– Случай только и помог, Костя. Фамилия твоя и кое-какие приключения сыскарям уже известны. Поутру за тебя бы взялись. Филя мне сообщил, что нового начальника на угрозыск поставили. Характеризуют как мужика въедливого, опытного. До того на железной дороге милицией заправлял…

– Не он ли с меня тогда, по концу лета, на вокзале допрос и снимал? – проговорил Ленков, нахмурившись. – Ежели тот, то я тебе скажу! Зенки – что буравчики, насквозь высверливают! Опасный, гад…