Лихое время

Бойцов неслышно отошел к маленькому оконцу слева от крыльца, приложил ухо к ставням. Уловил отрывистый говор, потом в сенях заскрипела половица.

– Кто там? Чего надо? – громко зевая, чтобы было слышно снаружи, спросили из-за двери.

– Дядя Шура, это я, Миха, открой, дело есть.

Тараев, узнав голос Жеребцова, ответил не сразу и обеспокоенно:

– Чего шляешься по ночам, спать людям не даёшь? Не время для разговоров, отваливай! Завтра придёшь!

– Открывай, Тараев! Здесь милиция! – вдруг громко крикнул через дверь Лукьянов. – Живее!

Бойцов скрипнул зубами от бессильной злости.

– Так бы сразу и сказали! Щас, щас, только накину на исподнее…

– Открывай! – забарабанил рукояткой револьвера в дверь Петров.

Тараев наконец приоткрыл дверь, испуганно кланяясь.

– Кто в доме? – снова проорал Лукьянов.

– Так, это… Один крестьянин попросился переночевать…

– Поглядим! – уверенным тоном сказал Петров и шагнул в темноту сеней.

Бойцов ткнул коленом под зад застывшего у дверей Тараева.

– Лампу зажги, быстро…

Его прервал оглушительный револьверный выстрел, потом второй, на миг осветившие сени и переднюю комнату дома. Петров, цепляясь за колоду, ничком свалился на пол. Бойцов кинулся в дом, стреляя из нагана в потолок. Загремели табуретки, зазвенела посуда. Следом влетели Лукьянов и еще кто-то. В темном углу завопила хозяйка.

Звуки выстрелов перебились треском оконной рамы и грохотом в дальней комнате. Снова раздались выстрелы, но уже на улице.

Забежав в комнату, Бойцов увидел вывернутую из окна раму. Заскочил на невысокий подоконник и выпрыгнул из окна на улицу.

Из-за угла палисадника осторожно выглянули двое лукьяновских милиционеров.

– Кто тут стоял? – крикнул, озираясь, Бойцов.

– Яшка Гаврилов! Он сейчас преследует бандита, сиганувшего из окна. Здоровый, черт! Ишь, рамы вынес!

– А вы-то что?! – крикнул зло Иван. – Почему вслед не кинулись?!

– Мы тут стреляли, да ишь, как видно, не попали… Револьверы-то непристрелянные…

– Э-эх! – только и сказал Бойцов.

Прислушался. Но было тихо. Сунув наган в кобуру, Бойцов снова через калитку вошел в дом. Там уже горел свет. И Лукьянов тряс револьвером перед лицом побледневшего Тараева.

– Сволота! Кого скрывал, говори? – Лукьянов с размаху ударил левой рукой портного в лицо, тот упал, но тут же поднялся на четвереньки, потом выпрямился по стене во весь рост.

– Говори, гад! – снова подступил к нему Лукьянов.

– Погоди, Тимофей… Скажи, чтобы лошадь запрягали, – сказал устало Бойцов. Он опустился на колени, приподнял на ладонях голову еле слышно стонущего Петрова.

– Потерпи, Василь Васильич, потерпи, браток…

Бойцов видел, как в уголках рта у раненого пузырится розовая пена, а по подбородку сбегает тоненькая струйка крови.

– Сейчас, Васильич, сейчас. Потерпи только…

– Готова подвода! – забежал с улицы один из милиционеров.

– Скорее, товарищи! Только навзничь его не кладите, – посоветовал Бойцов, – придерживайте голову. Кажись, легкое зацепило. Осторожнее, но поспешайте, братцы, поспешайте!

Петрова вынесли. Бухнули ворота, застучали по камням, удаляясь, тележные колеса.

Бойцов оглянулся на Жеребцова. Он сидел на корточках в углу, испуганно смотрел на милиционеров.

– Ну, куда теперь мог рвануть твой Костя?

Услышав имя, стоявший у стены Тараев, икнул, потом еще раз, еще. Бойцов только тут заметил, что по рубахе хозяина дома расплывается кровавое пятно.

– Эва, тоже, что ли, зацепило?

– Говорю жа, ик, сам, вот, свово, ик, убивца и пригрел… – плаксиво ответил портной, боясь пошевелиться.

– Кончай языком чесать! «Убивца»! На тебя, видать, пулю еще не отлили! – презрительно сказал один из милиционеров Тараеву и уже Бойцову пояснил:

– Пустяк, а не ранение. Царапина. Кожу на боку содрало – всего и делов-то.

«Метко стреляет, да еще почти на звук!» – подумал Иван.

– Костю вы упустили, граждане начальники! – кивая на Тараева, сказал Жеребцов.

– Уже и без тебя сообразили, – оборвал его Бойцов и повернулся к постанывающему Тараеву. – Не скули, не убили. Это тебе за верную бандитскую службу атаман награду выписал, гордись. Ну что, знаешь, куда теперь он подался?

– Да куды отседова ловчее – к цыгану, в Кузнечные! – выкрикнул Жеребцов.

Тараев сокрушенно вздохнул, сглатывая слюни и воздух.

– Как фамилия цыгана? Живо!

– Гроховский. Звать Игнатом… – нехотя проговорил Тараев.

– Бесполезное дело! – выкрикнул, появившись в дверях, Гаврилов. – Где ж в такой темени иголку искать!

Он тщательно вытер лоб рукавом, демонстративно открыл щечки на барабане револьвера, начал вытряхивать гильзы. Они не поддавались, и Яшка бухнул рукояткой о табуретку. Покатились, звеня по полу желтые цилиндрики. А Яшка деловито зачерпнул из кармана новый боезапас. Не зря, не зря поставил его Лукьянов у крайнего окна. Когда оттуда вывалился Ленков, Яшка показал ему свободный путь, подняв пальбу из револьвера, вроде бы вдогонку. И сам следом кинулся с подбежавшими милиционерами, уводя их в сторону. Вот и вернулись ни с чем.

– Значит, как говоришь, Игнат Гроховский? – переспросил Бойцов Тараева, скашивая глаза на Жеребцова.