– Да там, Дмитрий Иванович, у лекарей такая канитель приключилась. Эфир для наркозов закончился, а тут как раз Багрова привезли с пулей в ноге. Орал благим матом. Понятное дело, пулю надо вынимать. Вот фельдшер-то, Бурдинский Александр Ильич, и дал заместо наркозу Бориске стакан спирта! Он, грит, враз закосел! Боли не чует, режь – не хочу. Пулю-то ему Александр Иванович вынул, но пока все свои манипуляции выделывал, да и после, пока Бориска не уснул после операции, грит, молол он, Бориска, косой, как тыща зайцев, всё подряд! И какой он, дескать, герой-партизан, и про политику рассуждал – животики надорвешь! – и про то, как буржуев «шерстил», а ещё песни пел… Грит, вся процедурная в лазарете покатывалась!..
– Как ты говоришь, животики надорвешь? – вскинул внимательные глаза Фоменко. – Интересное выражение… Послушай, Миша, получается, что спиртишко-то напрочь Багрову язык развязал. Хвастаться любитель, чуешь? Значит, личность самолюбивая. Вот и надо бы на этом самолюбии поиграть, а, Михаил? Подумай, как с этой стороны к Багрову можно подъехать. Может быть, удовлетворить в какой-то мере его жалобы на питание? Доппайка пообещать, за сведения. Любые, самые пустяковые и нам уже известные. Бориска, конечно, наврёт с три короба, будет над нами насмехаться, что двух зайцев убил – и лишний кусок добыл, и нас обдурил в очередной раз. А мы ему при следующей беседе скажем: фи, какой ты нехороший, Бориска, не мужик, на уговор серьёзный – кишка тонка! Мол, проверили мы, друг ситный, твои сведения – все туфта. И теперь ты, Бориска, – должник уголовного розыска, о чем другим арестантам не грех рассказать… Может быть, так, Миша, попробовать, по такой схеме?
– Ну и голова же вы, Дмитрий Иванович! – восхищённо развел руками Баташёв. – Ишь, как самые крохотульки сведений повернули в дело! А я без всякой мысли, как попка-дурак вам фельдшерский рассказ пересказываю! Эх-ма, мог бы и сам допетрить!
– Вот дальше и додумывай. Я тебе только грубую схему нарисовал. Багров – не дурак. С ним осторожно надо. Работай с ним, Миша. Должен быть толк.
Баташёв начал новую оперативную разработку Багрова с разговора, детального и скрупулезного, в лазарете Читинской тюрьмы. Побеседовал практически со всем лекарским составом, но более всего – с фельдшером Бурдинским. Особенно врезались в память его слова: «Багров – парень прожорливый, просит дополнительную пайку постоянно, только для этого на прием в санчасть записывается. А уж пока у нас на излечении был, так ради лишнего куска такое нытье о своих болячках развел – артист императорского театра! А выпивший делается болтливым хвастуном».
«Ага… Пожрать любит, а выпимши – болтун?» – И тут Баташёву пришла в голову одна отчаянная идейка…
На свой страх и риск Михаил договорился со следователем, что побеседует с Багровым наедине.
В тюрьму собрался основательно: с краюхой хлеба, шматом сала и пузырьком спирта мерой в кружку. Ожидая, когда в следственный кабинет доставят Багрова, разложил провизию на столе с краю, накрыл чистой холстинкой.
– Здорово, Бориска, – по-свойски встретил арестанта, сразу заводившего ноздрями в тесной и темной каморке с намертво вмурованными в пол столом и табуретами-тумбами для допрашиваемых.
Запах свежего хлеба перебивал застоявшийся, спертый воздух кабинета, настоянный на специфическом тюремном «аромате» – смеси табачного перегара, резкого, хлорного запаха дезинфекционных средств, вони пота и испражнений.
– Садись, Багров. Сегодня разговор у нас, видимо, длинным не будет. Истории твои страшные про ленковские полки под Читой мне уже порядком поднадоели. Пока следователя нет, откровенно тебе об этом скажу. А ещё вот что скажу…
Баташёв замолчал, выдержал многозначительную паузу, испытующе разглядывая Бориску. Тот даже заерзал на холодном табурете.
– Скажу я тебе, бывший красный боец Багров, что открылась мне в тебе совершенно позорная черта…
– Чево!
– А таво! Ишь, распушил перья! Да, позорная! Думал я, что ты, Бориска, мужик. И мужик с понятием. Я так понимаю: коли дал слово – держи, не умеешь держать – не давай! А, Борис, или не так? Ты мне прошлый раз чего говорил и в грудь себя стучал? Забыл? А я не забыл. Ничего я не забыл. И сведения все твои секретные при проверке шелухой оказались…
Баташев снова замолчал, наблюдая, как Бориска жадно втягивает воздух, не в силах уже отвести глаза от бугорков под холстинкой.
– Э-э, да и впрямь, чего это я на тебя какую-то надежду поставил! Парень ты ещё совсем молодой, ежели и был у Кости Ленкова, то разве что на побегушках… Куда с добром мальца в серьезные дела посвящать! Есть на то мужики, а не…
Оборвав себя на полуслове, Михаил выдержал намеренную паузу, а потом вроде бы как спохватился:
– Ба, Бориска! Да ты, никак, жрать хочешь?
Багров медленно перевел на Михаила тоскливые, но одновременно злые глаза.
– Я, дядя, не на побегушках, а в первых дружках у атамана Кости был! – Он гордо расправил плечи. – Костя за меня…