На обратном пути я ожидал какого-нибудь подвоха, но всё прошло гладко. Пистолет вернули без вопросов и тем же путём меня провели в кабак.
Оказавшись на улице, я обошёл квартал по периметру. Тут находилось несколько слепленных друг с другом зданий, в каждом имелась подворотни, ведущие в лабиринт дворов, множество магазинчиков и парадных дверей. Где конкретно жил Смит, понять оказалось невозможно. Я даже вход в бордель не нашёл. Никаких ориентиров. Ну и забурился же этот гад.
Ну вот и наладили контакт. Теперь опять ждать.
Со следующего понедельника начиналась экзаменационная неделя, а потом — каникулы. Было бы неплохо, если на этот период выпадет пара заказов. Но прежде мне предстояли две важные встречи. Одна — с Тимофеем Марковичем, вторая — с Трубецким. И это если не считать еженедельного собрания у Шереметьевых, которые я тоже почти не пропускал.
Встреча с Тимофеем Марковичем прошла почти так же, как и в первый раз. Я пообедал с ним и его супругой, затем мы с дядей уединились в гостиной, и вот тут-то он и рассказал, из-за чего подрался с моим отцом. Оказывается, батя сбрендил ещё до ранения. Он расстроился из-за моего непослушания, приехал к Тимофею Марковичу и обвинил в том, что тот якобы внушил мне вредные идеи и побудил пойти против родительской воли. Он начал грубить, дядя пытался прогнать его, но тот уходить не желал, и тогда были сказаны роковые слова.
— Да уж, — покачала я головой. — У отца совсем крыша поехала. Мне жаль, что вы пострадали из-за его дурости.
— Алексей, — строго произнёс Тимофей Маркович. — Что бы он ни сделал, он — твой отец, он растил и воспитывал тебя. Отнесись к нему с должным почтением.
— Моё мнение останется неизменным. Он упрям и себялюбив. С ним и раньше невозможно было договориться, а последний раз, когда мы общались, он и вовсе обозвал меня бесом. Смотрел так, словно убить хочет. Теперь он для меня — чужой человек.
— Жаль, что так случилось. Он упрям — ты прав. Это и губит его.
Дядя расспросил о моей жизни и о том, как мне удалось снять квартиру (я придерживался версии, что занял денег у друзей), а когда я собирался уходить, вручил увесистую кожаную папку с машинописными листами.
— Тут половина первого тома «Руководства…», — объяснил Тимофей Маркович. — Бери и занимайся. Кто бы что ни говорил, а всё равно считаю, что ты должен развивать свой талант.
Удивительно, сколько сил потратил дядя, чтобы снабдить меня информацией. Похоже, для него это действительно было чем-то очень важным. И такой подарок не мог не обрадовать. Пока я имел лишь обрывки знаний, надиктованные архонтом, теперь же предстояло взяться за фундаментальное изучение тёмной стихии.
Планы на жизнь обретали некоторую ясность. За полтора месяца, что я провёл в это мире, многое стало понятным и привычным, появились новые связи, а на горизонте замаячила возможность заработка.
Теперь я хорошо представлял возможности и перспективы, открывающиеся передо мной. Пока имелось лишь два варианта, куда податься после школы, если не считать чиновническую службу, которая даже не рассматривалась. В первом случае я мог пойти в священную стражу, во втором — обучиться артефактостроению и открыть собственное дело. Второй путь мне нравился больше. Главный вопрос заключался в том, действительно ли у меня есть этот выбор? Давыдов присматривает за мной и может начать давить, если я займусь не тем, что он посчитает правильным.
Так, например, он желал направить меня в первую гимназию, а я сомневался, что это хороший вариант. Здесь, в третьей, созданы все условия: коллектив уважает, директор боится, надзиратель куплен. Тут я могу изучать второй вид магии — чары огня, что тоже лишним не будет. Совсем не хотелось покидать насиженное место и уходить в закрытое учебное заведение, где снова окажусь, как в тюрьме. Если сейчас мне ограничат свободу, так я потом и подавно не вырвусь из кабалы.
Так же оставалась непонятно, что случится в стране: будет ли история развиваться, как у нас, или пойдёт своим путём? Ждать ли в ближайшие пару лет революций и прочих потрясений? И если что-то подобное случится, чью принять сторону? Ни за тех, ни за этих впрягаться не очень хотелось, особенно за каких-нибудь царей.
Пожалуй, рано было об этом думать, но пока я шёл до квартиры Трубецкого, голову не покидали мысли о возможных социальных катаклизмах. Постоянные забастовки на заводах, революционные кружки с идеями нового справедливого общества, всеобщая неприязнь к действующему режиму, которая распространялась даже на аристократические круги, старик-император, готовый со дня на день отправиться на небеса — всё это говорило, что катастрофы не избежать.
На квартиру к Трубецкому пришлось пробираться через чёрный ход. Князь жил в доходном доме по Большому проспекту. Я еле нашёл нужную дверку во дворе. Она была совсем неприметной. По узкой, неосвещённой лестнице поднялся на третий этаж и постучал.
Открыла полная веснушчатая женщина — судя по переднику, горничная — и проводила меня в просторную комнату, наполненную людьми. Разбившись на группки, гости обсуждали что-то меж собой.