Лихолетье

Вместо него ответил Ефим Кузьмич, вошедший в комнату. В руке казак держал тонкий и длинный сверток, причем старик сразу понял, что это такое — вчера казак выпросил у него «клюкву» — знак ордена святой Анны четвертой степени, что крепился на оружии в качестве награды. И развернув ткань запасливый фельдфебель его роты достал шашку, причем драгунскую, не казачью, наградную — с прикрепленным к ней знаком и красным темляком.

— В марте у солдата купил, как чувствовал. Вот, Григорий Борисович, все обратно прикрепил, а «за храбрость» тут уже нанесено было.

— Спасибо, только спрячь ее, Ефим Кузьмич, далеко ли сейчас до греха — а вдруг придут с обыском. Сам знаешь, что я на «птичьих правах» пребываю. А тут такая шашка — вот и припишут контрреволюцию. Да и зачем мне она — я ведь к постели прикован.

— Ничего, поправишься, — отмахнулся казак, и ухмыльнулся, — зато теперь ты «их превосходительство». И негоже без наградного оружия ходить, как только «сибирским» министром станешь. Большевиков с их «советской властью» свергнут скоро — надоели они уже, достали всех до печенок. Горлопанов набрали, поборы норовят ввести, торговать запрещают.

От сказанных слов старик насторожился — если о том столь открыто в народе заговорили, значит, все предчувствуют выступление. Или, как сказал один поэт — «дыхание гражданской войны».

Да, советская власть падет в Сибири быстро, как пьяный мужик рухнет в грязную канаву с дождевой водой — лишь всплески в разные стороны. Вот только эйфория от этого пройдет быстро и наступит отрезвление. Гражданская война штука такая, о двух концах, и оба острые — сильно уколоть могут. И Кузьмич последствия не просчитывает, лишь сиюминутный момент, исходя из своего положения — а богатых крестьян и казаков действительно «прищемят» в будущем, но они уже сейчас это предчувствуют.

— Хорошо, свергнуть советскую власть и вернуться к старой жизни? Царя снова посадить на трон, помещикам землю возвратить?

Старик решил прощупать настроение, и задал тревожащий его вопрос с улыбкой — типа, понимай как шутку. Новоявленный казак такого подхода не принял, глаза были серьезные. Внимательно посмотрел на дочь — «Патушинский» в первый момент подумал, что хочет ее изгнать, но нет — у того были иные помыслы, и тут Анна недовольно произнесла:

— Нельзя курить часто, дым вреден.

— Дым может и вреден, токмо дочка на фронте некурящих не бывает — там все по краюшку ходят. Цигарка трупную вонь перебивает, дышать хоть можно, и нет сладковатого запашка гниения тел христианских. Так что не ворчи — разок покурить можно, не бабы мы.

Сказано все было таким тоном, что на этот раз пока несостоявшаяся учительница перечить не стала, ушла на кухню и принесла коробку папирос и спички. А заодно массивную чугунную пепельницу с «завитками» — для состоятельного хозяина это своего рода атрибут, как и непременные кожаные сапоги — своего рода айфон из его времени. И тут же занялась им — подложила под спину подушек, усадила удобнее. Старик пальцами правой руки привычно смял картонный мундштук — Ефим чиркнул спичкой, дал прикурить, потом закурил сам, усевшись на стул.

— Царя нам не надо, Григорий Борисович — при нем вольготно не жилось. Не нужно и все — старики пусть ворчат, они к миропомазаннику привычные. Помещиков у нас отродясь не было, так что их землю делить без надобности. Землицы у нас своей много, три рубашки в страду упревают. У меня брат землемер — «новоселов» тут устраивал, все по картам сверялся. Говорит, народа вдвое больше поселить можно, и каждому полтора десятка десятин по норме нарезать. Но так «пришлые» тайгу корчевать не желают, как наши деды-прадеды, хорошие наделы выделять требуют, лодыри и лежебоки. Вот им советская власть нужна, а нам справным казакам и мужикам она без надобности, своим умом обойдемся как-нибудь. А будут дальше горланить, своего «черного передела», тьфу, требовать — прижмем их так, что взвоют — укорот живо дадим. Они тут пришлые — а земля хозяйская, и пригляда требует. «Равенство» свое пусть себе оставят, ишь что удумали — поровну все поделить. Шиш им, пусть выкусят — свое кровное отдавать.

Все было сказано просто и без надрыва, но таким веским тоном, что стало ясно — раскол пошел не только вширь, но и вглубь…

«Адвокаты» в составе комиссии на Ленских приисках 1912 год. Один станет «звездой политического олимпа» (или подиума) на короткий срок и сбежит в «Новый Свет» на выделенную ему пенсию, а второй останется в родной ему Сибири…

Глава 9

— Сейчас нужно думать, благо мозг заработал…