Лихолетье

Немое свидетельство пролога гражданской войны — декабрьские бои в Иркутске 1917 года. В «Белом Доме» размещался ВРК, героически обороняемый в течении недели красногвардейцами. Взявшим его в осаду юнкерам удалось взять эту «цитадель большевизма», и гарнизон сдался. Однако защитники «порядка» оказались политическими «младенцами», по образному выражению первого главы Центросибири — подписали соглашение о коалиционной власти и разоружились. Наивные — кто же будет придерживаться договоренностей, если они теряют смысл…

Глава 16

Стоявшие в сумрачной предрассветной темноте майской ночи вагоны стали «выплескивать из своих 'утроб» людей, одного за другим. Чехи действовали как хорошо отрегулированные механизмы — каждый такой вагон взвод, четыре рота, а их в каждом батальоне четыре, плюс пулеметная команда, да еще нестроевые солдаты. Но последних сейчас как таковых не имелось — каждый боец был на счету.

— Борис Федорович, теперь только решительно атаковать — поражение есть смерть, возможно мучительная, и совершенно напрасная!

Григорий Борисович с усмешкой посмотрел на подполковника Ушакова, тот только ухмыльнулся в ответ, теперь полностью уверенный в успехе начавшегося предприятия. И причина в том весомая — в одном хлестком слове, подобном удару кнута по оголенным ягодицам — «артиллерия». Рычащее и грозное слово, способное превратиться в белые облачка взрывающийся над головой шрапнели и в огненно-черные клубы разрывов гранат.

На станции оказались трехдюймовые полевые пушки, которые большевики собирались грузить на платформы — отправляемое подкрепление в даурские степи, где шли бои, как писалось в прочитанной вчера газете — «с кровавыми бандами палача трудового народа Семенова». А еще в станционном депо доводили до готовности два бронепоезда, в том офицеров уверил железнодорожник. Но сказано немаловажное — на эти самые «бепо» только начали устанавливать вооружение, а без него никакой угрозы бронированные «крепости на колесах» не представляют.

— Вы правы, Григорий Борисович, мы опередили большевиков на сутки — завтра пришлось бы не наступать, а отбиваться. А меня бы в Красноярске взяли голыми руками, если бы не удалось сбежать.

— Сейчас в Мариинске капитан Кадлец делает тоже, что мы с вами здесь — разоружает тамошних милиционеров и красногвардейцев. Поверьте мне на слово, так оно и происходит.

Патушинский посмотрел на подполковника, но тот ему ничего не ответил, только кивнул, в сумраке сверкнули глаза. Но странностям в поведении Ушакова он уже не удивлялся — тот молчаливо и без оговорок принял его командование, полностью доверившись, хотя по чину был выше, а в военной среде это многое значит. Однако следует принять во внимание ту ношу ответственности, которую должен на себя принять сам командующий — ведь он обязан не просто добиться определенного результата, но и с наименьшими потерями. Так что психологически офицеру легче выполнить приказ вышестоящего начальства, чем самому руководить функционированием сложного механизма, особенно такого, в котором мало что понимает. И тут иной расклад — министр и начальник штаба дивизии должности несоразмерные, между ними та самая пропасть, которую можно перепрыгнуть только в несколько прыжков, причем первый же станет самоубийственным. С долгим полетом вниз, с коротким осмыслением пережитого и допущенных ошибок, что привели к такому плачевному финалу.

— Ваше превосходительство, пора начинать, — это был не вопрос, настояние. Да и впервые подполковник назвал его по занимаемому посту, пусть пока негласному, как бы официально признавая его «верховенство» и право на командование этой маленькой армией.

— Командуйте, господин полковник, я целиком полагаюсь на ваше умение и выучку солдат!