Лихолетье

Пушки было приказано расставить вдоль фронта, выгнув дугой – ближе к англичанам стояли новые орудия, отлитые мастерами из Устюжны. Двести стрельцов, коих возглавлял Никита Еропкин, поставлены прикрывать пушкарей, если дойдет до рукопашной. Славного воеводу Шеина, как тот не кривил рот, Мезецкий назначил командовать резервом в полтыщи ратников. Ну, а коннице, над коею начальником был определен первый воевода Леонтий Костромитинов, было велено укрыться в лесу и не лезть в бой, покуда не прикажут.

Англичане и русские стояли друг против друга и ждали – кто же начнет первым? Стояли час, второй… Мушкетеры-наемники притомились. Обещанная атака русской кавалерии не начиналась, а стрелять за полмили нелепо! Хотя ружья стоят на посошках, но правая рука, что должна нажимать на спусковой крючок, устала от напряжения, а левая, сжимавшая ложе, начала неметь. То тут, то там, без всякой команды, пехотинцы снимали мушкеты и клали их на землю. Пикинеры и шотландцы продержались дольше, но тоже не выдержали – пики укладывались, а палаши втыкались перед собой.

– Сэр Джон! – подошел к вице-королю капитан Бимонт. – Похоже, эти московские варвары не собираются нападать. Где кавалерия?

– Вероятно, у московитов уже нет кавалерии, – предположил вице-король.

– Что прикажете делать? Возможно, нам стоит идти в атаку? – не то спросил, не то предложил Бимонт, чем поверг вице-короля в раздражение.

«Господи, откуда же Ты берешь таких болванов?! Ну почему каждый не может заниматься своим делом? – мысленно возопил вице-король Московии. Он, Джон Меррик, должен править новой колонией, а дело военных – воевать!

– Сэр Джон, – настойчиво говорил Бимонт. – Ваша прежняя диспозиция говорила об отражении атаки московитской кавалерии. Что же теперь? Отходить к шлюпкам или играть наступление? Люди начинают роптать…

– Хорошо, атакуйте, – вяло огрызнулся Меррик. Ну, а что еще он должен был сказать?

– Есть, сэр! – обрадовано вытянулся главнокомандующий, получивший четкие указания, и кивнул трубачу: – Играть сигнал к атаке!

Горнист задудел – вначале сипло, как больной с застуженным горлом, потом все громче и звонче. Пехотинцы, повинуясь сигналу, вскидывали мушкеты на плечо, подбирали посошки и, пытаясь соблюдать равнение, шли вперед.

– Раз! Раз! Раз, два, три! – привычно гавкали капралы, занимавшие места с краю линий, а младшие офицеры измеряли на глазок расстояние, чтобы остановиться в ста ярдах от московитов.

Двадцать устюженских пушек выплюнули картечь почти одновременно. Рубленое железо, перемешанное со свинцом, проредило в наступающих шеренгах внушительные дыры, но английская пехота упрямо шла вперед. Те, кто остался жив, считали, что теперь им осталось пройти всего с полсотни шагов, чтобы начать стрельбу. Но до полусотни шагов не хватило самую малость – новый залп скорострельных пушек внес в ряды атакующих не только новые бреши, но и посеял панику. Полые ядра – выдумка хитромудрого устюжанина, попадая внутрь шеренг, взрывались, разнося в клочья тех, кто оказался рядом, и калеча остальных. Шеренги мушкетеров, уменьшившиеся наполовину, но еще не расстроившиеся, остановились в растерянности, не решаясь идти вперед, но еще не понимая, что пора отступать…

«Пора!» – решил государь Даниил, поднося к губам охотничий рожок. Костромитинов при первых орудийных залпах приказал садиться в седла и выдвигаться на опушку леса.

– Леонтий Силыч, пора?! – азартно спросил Котов-младший, ерзая в седле и нетерпеливо склоняя вперед пику.

– Куда железо выставил раньше времени?! На стремя ставь! – рявкнул Костромитинов. Видя, как мальчишка испуганно выполняет приказ, сменил гнев на милость и объяснил: – Алексашка, ты же в заднем ряду стоишь! Пику наклонишь – кого-нить из своих подколешь. Или коню в задницу воткнешь!

Сына рыбнинского воеводы Костромитинов держал при себе опасения ради. Приглядывал, сколько мог, но от всех бед упасти новика он не смог бы при всем желании. Да и какой из парня ратник будет, если кругом няньки? «Если останется жив – тьфу-тьфу, – подумал Костромитинов, – попрошу Даниила Иваныча из новиков в служилые дворяне верстать! Где бы ему поместье взять?».

Конная дружина выстраивалась «свиньей». Впереди – пятеро белозерских витязей, окольчу-женных с головы до пят, за ними – десять, пятнадцать и так далее. В последнем ряду, где стояли Леонтий и Санька Котов, было семьдесят пять. Вернее, семьдесят четыре, потому что, оставив Алексашку, Костромитинов поехал вперед, занимая свое место во втором ряду, слева. Когда донесся звук рожка, Леонтий Силыч поднял вверх руку и, резко ее опустив, крикнул, трогая коня:

– Ну, с Богом!

Неспешно выезжая на луг, тяжелая конница набирала скорость. Затем, перейдя на галоп, помчалась вперед, врезаясь в прореху аглицкого войска, как колун в заматеревший чурбак.