Лихорадка

«А что, если…»

— Что это за огни? — спрашивает Габриель.

Я смотрю туда, куда он указывает, и вижу — вдали лениво кружится огромное колесо огней.

— Никогда ничего подобного не встречала, — отвечаю я.

— Значит, там что-то есть. Пошли.

Габриель помогает мне встать и тянет за пораненную руку. Я пытаюсь его остановить.

— Нам же нельзя просто так взять и пойти на свет! Неизвестно, что там.

— Какой тогда у нас план? — спрашивает он.

План? Мой план включал в себя только побег. Он осуществлен. А теперь единственная цель — найти брата. Эту мечту я лелеяла в течение всех мрачных месяцев замужества. Брат превратился чуть ли не в плод воображения, в фантазию. Мысль о том, что скоро я встречусь с родным человеком, заставляет мою голову кружиться от радости.

Я надеялась, что мы доберемся до земли сухими и при дневном свете, но у нас закончилось топливо. А сейчас с каждой секундой становится все темнее, и, если честно, здесь нисколько не безопаснее, чем в любом другом месте. Впереди хотя бы огни… пусть даже их странное вращение выглядит пугающим.

— Ладно, — говорю я, — посмотрим, что там.

Похоже, импровизированная повязка из водорослей остановила кровотечение. Она так аккуратно наложена, что это даже забавно. Габриель на ходу спрашивает, чему я улыбаюсь. Он промок насквозь и облеплен песком. Его обычно аккуратные темно-русые волосы всклокочены. И тем не менее он стремится к порядку, к каким-то логичным действиям.

— Знаешь, все будет хорошо, — обещаю я ему.

Он чуть сжимает мою руку.

Январский ветер ярится, вздымая песок и путаясь в моих намокших волосах. Улицы завалены мусором, в кучах слышится шуршание. Зажегся один-единственный фонарь. Габриель обнимает меня за плечи. Не знаю, кого этот жест должен успокоить, но меня начинает подташнивать от накатившего страха.

А что, если на эту темную улицу выкатится серый фургон?

Домов поблизости нет — только кирпичное строение, которое полвека назад, кажется, было пожарной станцией. Окна разбиты и заколочены досками. Стоят еще какие-то развалюхи, в темноте мне не удается их разглядеть. Готова поклясться, что в переулках кто-то есть.

— Тут все такое заброшенное, — произносит Габриель.

— Странно, правда? — откликаюсь я. — Ученые были так уверены, что делают нас идеальными, а когда мы начали умирать, они бросили нас гнить… и весь мир вокруг заодно.

Габриель корчит гримасу, которую можно истолковать как презрение или как жалость. Он почти всю жизнь провел в особняке, пусть всего лишь в качестве слуги, но там было спокойно, чисто и относительно безопасно. Конечно, если не попадать в подвал. Этот обшарпанный мир должен стать для Габриеля шоком.

В кольце огней звучит странная музыка — звонкая и зловещая, только прикидывающаяся веселой.

— Может, нам лучше вернуться? — предлагает Габриель, когда мы подходим к площадке, обнесенной металлической проволокой.

За оградой я вижу палатки и горящие в них свечи.

— Вернуться… куда? — спрашиваю я.

Меня так трясет, что я едва выталкиваю из себя эту фразу.

Габриель открывает рот, чтобы ответить, но его слова заглушаются моим воплем. Кто-то хватает меня за руку и тянет к дыре в ограде.

В голове крутится лишь одно: «Только не снова, только не так!» А потом у меня опять начинает течь кровь, и болит кулак — я кого-то ударила. Я продолжаю отбиваться, а Габриель оттаскивает меня. Мы пытаемся убежать, но нас ловят. Люди выскакивают из палаток и хватают нас за руки и за ноги. Меня даже — за горло. Я чувствую, как мои ногти рвут чью-то кожу. Голова кого-то из нападающих ударяется о мою, и перед глазами все плывет. Но некая потусторонняя сила заставляет меня яростно защищаться. Габриель выкрикивает мое имя, просит не сдаваться, но все бесполезно. Нас тащат к вращающемуся кругу света, где хохочет старуха и не смолкает музыка.

2

Тошнотворный звук удара кулака о подбородок. Габриель проводит безупречный апперкот, опрокидывает одного из мужчин прямо в грязь, но тут же подбегают другие. Габриеля хватают за руки, пинают со всех сторон.

— На кого вы работаете? — Голос старухи звучит спокойно. Дым вырывается у нее изо рта и из палочки, которую она зажала в пальцах. — Кто вас послал за мной шпионить?

Она из первого поколения, низенькая и коренастая. Ее седые волосы собраны в пучок, усыпанный аляповатыми стеклянными «рубинами» и «изумрудами». Роуз, которую наш муж Линден годами осыпал безделушками и драгоценностями, рассмешили бы эти дешевые украшения: громадные «жемчужины», висящие на морщинистой шее, ржавые и облупившиеся «серебряные» браслеты, охватывающие руку до локтя, кольцо с «рубином» размером с яйцо.

Мужчины держат Габриеля, он пытается устоять на ногах, но один из них бьет его. Это совсем подросток, не старше Сесилии.

— Никто нас не посылал, — говорит Габриель.

По глазам я вижу, что сейчас он не совсем здесь. При нападении ему досталось сильнее — я опасаюсь, что у него сотрясение мозга. Габриель получает новый удар, на этот раз по ребрам, и валится на колени. Меня чуть не выворачивает.