Лихорадка

Брэдбери Рэй Лихорадка

Рэй Бредбери

Лихорадка

Его уложили между свежими чистыми простынями, а рядом на столе под неяркой розовой лампой всегда стоял наготове стакан с отжатым апельсиновым соком. Стоило Чарльзу позвать, и голова папы или мамы тут же просовывалась в дверь и они проверяли, как у него дела. В комнате была прекрасная акустика: отсюда он хорошо слышал, как прокашливает каждое утро свое фарфоровое горло унитаз, как стучит по крыше дождь, как бегают по своим тайным ходам за стенкой хитрые мыши и как внизу на первом этаже поет в клетке канарейка. Если ты внимателен, болеть не скучно.

Ему, Чарльзу, было тринадцать. Стояла середина сентября, и природа уже занялась осенним пожаром. Ужас охватил его на третий день болезни.

Стала меняться его рука. Его правая рука. Он глядел на нее, а она лежала совершенно отдельно, покрываясь капельками пота и полыхая от жара. Вот она задрожала и чуть передвинулась. И тут же застыла, меняя цвет.

После обеда снова пришел доктор и простучал его тонкую грудь, ударяя в нее пальцами, как в маленький барабан. "Как вы себя чувствуете?" - спросил доктор, улыбаясь. "Знаю, знаю, можешь не говорить: простуда чувствует себя отлично, а я - хуже некуда! Ха-ха-ха!" - засмеялся он своей дежурной шутке.

Но Чарльз не смеялся: для него это ужасное затертое присловие оборачивалось реальностью. Шутка неотступно преследовала его: мысли постоянно то и дело возвращались к ней и каждый раз в бледном ужасе отшатывались. Доктор понятия не имел, как жестоко шутил! "Доктор, - прошептал Чарльз, побледнев и не поднимая головы, - что-то происходит с моей рукой. Она мне как будто не принадлежит. Сегодня утром она изменилась, стала какой-то другой, чужой. Я хочу свою руку обратно - чтобы она снова стала моей, старой. Доктор, сделайте что-нибудь!"

Широко улыбнувшись, доктор похлопал его по руке.

- У тебя прекрасная рука, сынок! Тебе в лихорадке что-то привиделось.

- Она изменилась, доктор, я говорю, изменилась! крикнул Чарльз, жалостливо поднимая свою бледную непослушную руку. - Она изменилась!

В ответ доктор подмигнул:

- Мы избавим тебя от таких сновидений вот этой розовой пилюлей, - и он положил на язык Чарльзу таблетку. Проглоти!

- И рука переменится, снова станет моей?

- Конечно, станет.

В доме царила тишина, когда доктор покидал его на своем автомобиле под спокойным голубым сентябрьским небом. Где-то внизу, в мире кухонной утвари, тикали часы. Чарльз лежал и смотрел на свою руку.

Она не менялась. Она оставалась чужой.

За стенкой дул ветер. На холодное стекло окна падали листья.

В четыре пополудни стала меняться другая его рука. Постепенно она превращалась в один пылающий лихорадочный сгусток нервов.

Она пульсировала и изменялась клетка за клеткой. Билась единым большим разгоряченным сердцем. Ногти на пальцах сначала посинели, потом стали красными. Рука менялась примерно с час и, когда процесс закончился, выглядела самой обыкновенной. Но она не была обыкновенной. Она больше не составляла с ним одно целое, не жила вместе с ним. Мальчик лежал, с ужасом смотрел на нее, а потом в изнеможении заснул.

В шесть вечера мать принесла ему суп. Он не дотронулся до супа.

"У меня нет рук", - объявил он, не открывая глаз.

- У тебя нормальные, хорошие руки, - сказала мать.

- Нет, - пожаловался он. - Мои руки пропали. У меня как будто обрубки. Ох, мама, мама, обними, обними меня, я боюсь!

Ей пришлось накормить его с ложечки.

- Мама, - сказал он ей, - вызови, пожалуйста, доктора!

Пусть он посмотрит меня еще раз, мне очень плохо.

- Доктор приедет позже, в восемь, - сказала она и вышла из комнаты.

В семь, когда в темных углах стала сгущаться ночь, а он сидел на кровати, он вдруг почувствовал, как всё это началось опять - сначала с одной его ногой, потом - с другой. "Мама! Сюда! Быстро!" - крикнул он.

Но стоило маме войти, как всё прекратилось.

После того как она ушла вниз, он больше не сопротивлялся: он лежал, а в его ногах, внутри них, что-то ритмично билось, ноги разогревались, становились горячими докрасна, комната заполнялась исходившим от них теплом. Жар наползал снизу вверх, от пальцев до лодыжек и дальше - до колен.

- Можно войти? - с порога комнаты ему улыбался доктор.

- Доктор! - закричал Чарльз. - Скорее! Сбросьте с меня одеяло!

Доктор снисходительно поднял край одеяла.

- Все в порядке. Ты жив и целехонек. Немного потеешь. Тебя лихорадит. Я же предупреждал тебя, сорванец, чтобы ты не вставал с постели, - и он ущипнул мальчика за влажную розовую щеку. - Таблетка помогла? Рука снова стала твоей?

- Нет, нет, теперь то же самое с другой моей рукой и с ногами!

- Ну тогда придется дать тебе еще три таблетки - по одной на каждую конечность, мое золотко, - посмеялся доктор.

- Они помогут? Пожалуйста, пожалуйста, доктор! Что со мной?

- Легкий случай скарлатины с простудным осложнением.

- Во мне живут бактерии, да? От которых родится еще много маленьких бактерий?

- Да.

- А вы уверены, что у меня скарлатина? Вы ведь не делали анализов?