Лихорадка

— Она заслуживает большего, — наконец проговорил он. — Она хорошая женщина и заслуживает того, чтобы к ней относились лучше.

Клэр подняла на него глаза.

— Вы тоже хороший человек, Элвин. Спасибо, что согласились остаться с ней сегодня.

— Да уж, я попал, — пробормотал он, спускаясь с крыльца. — Пойду только отведу собак домой, а то они ее бесят. Да, и еще одну глупость нужно сделать. Раз уж пообещал ей.

— Какую такую глупость?

— Помыться, — буркнул он и направился к лесу; собаки помчались за ним по пятам.

Поздно ночью, когда Ной уже спал, наконец позвонил Линкольн.

— Раз десять хватался за трубку, — признался он, — но так и не удалось позвонить, дергают постоянно. Приходится работать по две смены подряд, чтобы управиться со всеми вызовами.

— Ты слышал о нападении на дом Рейчел Соркин?

— Марк что-то говорил об этом.

— Может, он сообщил и о том, что он настоящий болван?

— А что он сделал?

— В том-то то и дело, что ничего. Он не отнесся к этому нападению всерьез. Предпочел квалифицировать его как мелкое хулиганство.

— Он сказал, что там просто разбили окно.

— Да, и еще оставили надпись на кухне: «Сатанинская блудница».

Воцарилось молчание. Когда Линкольн снова заговорил, она уловила в его голосе едва сдерживаемую злость.

— Черт возьми, эти слухи о дьявольщине зашли слишком далеко. Мне придется побеседовать с этой Дамарис Хорн, пока она не принялась строчить о проклятиях индейцев-пенобскотов.

— Ты не рассказывал ей о своем разговоре с Винсом?

— Нет, черт побери. Я вообще стараюсь ее избегать.

— Если все-таки будешь с ней беседовать, можешь задать ей вопрос о ее добром друге, полицейском Долане.

— Неужели это правда?

— Об этом мне рассказал журналист Митчелл Грум. Он видел их вместе.

— Я уже спрашивал Марка, общался ли он с ней. Он категорически отрицает. Без доказательств я не могу принять меры.

— А ты веришь ему на слово?

Молчание.

— Честно говоря, не знаю, Клэр, — вздохнул он. — В последнее время я узнал о своих соседях и друзьях такое, о чем раньше и не догадывался. Лучше бы я всего этого не знал. — Его голос стал добрее: — Вообще-то я звоню тебе не для того, чтобы обсуждать Марка Долана.

— А для чего?

— Поговорить о том, что произошло вчера. Между нами.

Она закрыла глаза, приготовившись слушать о раскаянии и сожалениях. С одной стороны, ей хотелось бы отвязаться от него, освободиться. И уехать из этого города, не оглядываясь, не терзаясь сомнениями о правильности этого решения.

Но с другой стороны, ей хотелось быть с ним, очень хотелось.

— Ты подумала над тем, о чем я говорил? — осведомился он. — Может, все-таки останешься?

— Ты все-таки хочешь этого?

— Да.

Он произнес это, не колеблясь. Он не освобождал ее, и Клэр испытала одновременно и радость, и тревогу.

— Не знаю, Линкольн. Я все еще раздумываю о причинах, которые вынуждают меня уехать.

— А как насчет причин, по которым тебе лучше остаться?

— Кроме тебя, меня здесь ничего не держит.

— Давай поговорим об этом. Я могу приехать прямо сейчас. Она хотела, чтобы Линкольн приехал, но боялась последствий.

Боялась, что примет необдуманное решение, что одно его присутствие окажется решающим аргументом в пользу того, чтобы она осталась в Транквиле. Существовало так много причин, которые вынуждали ее уехать. Достаточно было выглянуть в окно, увидеть глухую темноту ноябрьской ночи и понять, как убийственно холодно на улице…

— Я могу быть у тебя через десять минут.

Она сглотнула. И кивнула невидимому собеседнику:

— Хорошо.

Как только Клэр повесила трубку, ее охватила паника. Как она выглядит? Что с прической? Чисто ли в доме? Она без труда распознала природу этих беспорядочных мыслей, в которых таилось извечное женское желание произвести впечатление на возлюбленного, и удивилась тому, что испытывает такое в столь позднюю пору своей жизни. С возрастом не всегда приходит мудрость, подумала она с грустной улыбкой.

Клэр намеренно не стала смотреться в зеркало и вместо этого спустилась в гостиную, где заставила себя заняться разведением огня в камине. Если Линкольн так хочет навестить ее в столь поздний час, пусть увидит ее такой, какая она есть. Женщиной с испачканными золой руками и пахнущими дымом волосами. Настоящей Клэр Эллиот, усталой и совсем непривлекательной. Пусть посмотрит на меня такую, с вызовом подумала она, и станет ясно, нужна ли я ему на самом деле.

Она набросала дров и хвороста и чиркнула спичкой, поджигая смятые газеты. Огонь занялся сразу и уже не требовал внимания, но Клэр все равно не отходила от камина, с каким-то детским удовлетворением наблюдая за тем, как друг за другом загораются хворост и дрова. Дерево было сухим, поэтому сгорало быстро и давало много тепла. Она и сама была как это дерево, сухое и нетронутое. Уже и не помнила, когда горела в последний раз.

Раздался звонок в дверь. И она тут же превратилась в комок нервов. Принялась судорожно сбивать с рук золу, но все кончилось тем, что Клэр испачкала брюки.

«Пусть увидит настоящую Клэр. И сам решит, нужно ли ему это».

Она вышла в прихожую, на мгновение остановилась, чтобы успокоиться, и открыла дверь.

— Входи, — пригласила она.