Лихорадка грез

Они были там – две девочки, она темненькая, другая светленькая, может, семи или восьми лет. Они бежали по вересковому полю, держались за руки и смеялись. Была ли одна из них моя мама? Я усилила натиск, пытаясь направить сон Наны и показать мне больше.

– Что ты делаешь? – воскликнула Кэт.

Я открыла глаза. Нана уставилась на меня, она выглядела испуганной и непонимающей, ее руки крепко сжали подлокотники кресла-качалки.

– Это дар, который дают, а не берут!

Я встала и успокаивающе подняла руки.

– Я не хотела вас пугать. Я даже не думала, что вы сможешь меня почувствовать. Я просто хотела узнать, как она выглядела. Простите. Я просто хотела узнать, как выглядела моя мама, – пролепетала я. Во мне боролись гнев, от того что она меня остановила и стыд, из-за того что я сделала.

– Ты знаешь, как она выглядела, – сказала Нана, снова закрывая глаза, – твоя мама брала тебя с собой в аббатство. Поройся в своих воспоминаниях. Там ты ее и найдешь, Алина.

Я моргнула.

– Я не Алина.

Ответом мне был лишь тихий храп.

Глава 27

Бэрронс сказал, что мы просто потратили уйму времени, и он не будет сопровождать меня назад, чтобы снова увидеться со старушкой.

Как он мог такое сказать? Я разозлилась не на шутку. Сегодня я узнала имя моей матери! Узнала свою настоящую фамилию!

– Имена – это иллюзии, – прорычал он. – Глупые ярлыки, за которые люди цепляются, дабы чувствовать себя лучше в полной неосязаемости своего ничтожного существования. Я это. Я то, – передразнил Бэрронс. – Я оттуда-то и оттуда-то. Следовательно, я... бла-бла-бла и все, что вы при этом хотите заявить. Проклятье! Пощадите меня.

– Подозрительно, ты начинаешь говорить так же, как В’лейн. – Я О’Коннор – потомок одного из шести самых могущественных родов ши-видящих – и это имело для меня значение. У меня была могила бабушки, которую я могла навестить. Я могла принести ей цветы. Могла сказать, что отомщу за нас всех.

– Неважно откуда ты. Важно куда ты идешь. Неужели вы этого не понимаете? Неужели я ничему вас не научил?

– Лекции, – заметила я, – портят слух.

Несколько часов спустя, когда Бэрронс завел Хаммер в гараж за книжным магазином, мы все еще спорили.

– Просто тебе не нравится, что она знает кое-что о том, что ты такое! – обвиняла я.

– Старая кошелка с деревенскими суевериями, – издевался Бэрронс. – Ее мозг атрофирован голодом.

– Бэрронс, ты ошибся веком.

Он сердито посмотрел на меня, судя по всему, производя какие-то подсчеты, после чего заявил:

– И что? Результат тот же. Значит, атрофирован чем-нибудь еще. Чтение портит зрение, лекции портят слух, черт бы меня побрал!

Мы оба выпрыгнули из Хаммера и так сильно хлопнули дверьми, что машина вздрогнула.

Под моими ногами задрожал пол гаража.

Правильней сказать «загрохотал», заставив мои колени вибрировать, и звук чего-то, что могло быть только порождением самых отдаленных глубин ада, наполнил воздух.

Я уставилась на Бэрронса через капот Хаммера. Что ж, по крайней мере, на один из моих вопросов я получила ответ: что бы ни находилось под гаражом, это был не Иерихон З. Бэрронс.

– Что у тебя там, Бэрронс? – Еще один вопль чистого отчаяния, бесконечной муки почти заглушил мой вопрос. От этого звука мне захотелось бежать. Захотелось плакать.

– Вас это может касаться только в том случае, если это будет связано с интересующей нас книгой, а это не так, так что отвалите! – Он вышел из гаража.

Я наступала ему на пятки.

– Ну и отлично.

– Фиона, – зарычал Бэрронс.

– Я сказала «отлично», а не Фиона[41], – поправила я и врезалась в его спину.

– Иерихон, давно не виделись, – произнес интеллигентный голос с легким акцентом.