Лихорадка теней

Я — та девочка, которая кричала «Волк!».

Я — та, которая нажала ЕТУ. Я — та, которая не подумала, что сможет сама справиться с кабаном. И знаете что?

Я справилась.

Я отогнала его и была в безопасности к тому моменту, когда появился Бэрронс и набросился на него.

В конце концов, я ведь не была в смертельной опасности.

Он умер за меня, но в этом не было необходимости.

Я все преувеличила.

И теперь он мертв.

Я снова смотрю на кинжал. Самоубийство стало бы для меня наградой. А я заслуживаю только наказания. Я разглядываю снимок меток, красующихся на моем затылке. Если бы Гроссмейстер нашел меня прямо сейчас, я не уверена, что стала бы бороться за свою жизнь.

Я подумываю о том, чтобы удалить метку, но потом понимаю, что сейчас я слишком не в себе для такого дела. Начав, я могу не остановиться вовремя. А это слишком близко к позвоночнику. И я легко смогу покончить с собой.

Я швыряю кинжал в грязь, пока не успела пораниться.

Да и кем бы я после этого была? Убив сначала его, а потом и себя? Трусихой. Но меня волнует не то, кем я стану после этого. Меня волнует он и то, что его смерть окажется напрасной.

А смерть такого человека, как он, заслуживает больше уважения.

Я подавляю в себе очередной крик. Он погребен внутри меня, застревает в моем желудке, обжигает горло так, что становится больно глотать. Я слышу его в своих ушах, хотя с губ не сорвалось ни звука. Это безмолвный крик. Самый худший из всех. Я уже испытывала подобное и раньше, чтобы не позволить маме и папе узнать, что смерть Алины убивает и меня тоже. Я знаю, что произойдет дальше, и знаю, что в этот раз будет намного хуже. Что мне будет еще хуже.

Хуже, намного хуже.

Я помню сцены резни, которые Бэрронс показал мне в своих мыслях. Теперь я воспринимаю их по-другому. Я стала понимать, что может довести человека до такого состояния.

Я опускаюсь на колени возле его обнаженного окровавленного тела. Когда он превратился из человека в зверя, его одежда, по-видимому, разорвалась, а серебряный браслет на запястье развалился на куски. Почти две трети его тела покрыты защитными рунами, нанесенными черными и красными чернилами.

— Иерихон, — шепчу я, — Иерихон, Иерихон, Иерихон…

Почему я была так скупа на чувства и не звала его по имени? Я всегда называла его Бэрронсом, и это было словно стена, возведенная между нами, а если и появлялась тоненькая трещинка, то я тут же цементировала ее страхом.

Я закрываю глаза и пытаюсь собраться с силами. Затем открываю их, берусь двумя руками за копье и пытаюсь вытянуть оружие из его спины. Но оно не выходит. Застряло в кости. Мне придется за него побороться.

Я останавливаюсь. Затем пробую еще раз. Плачу.

Он не двигается.

Я могу это сделать. Могу.

Наконец я высвобождаю копье.

Долго сижу возле него, потом переворачиваю его.

Если у меня и оставались какие-то сомнения в том, что он мертв, то теперь их нет. Его глаза открыты. И они пусты.

Иерихона Бэрронса больше нет.

Я пытаюсь с помощью своих способностей просканировать окружающее меня пространство. Но ничего не чувствую.

На краю обрыва я совершенно одна.

И я еще никогда не была так одинока.

Я пробую все, что только приходит мне в голову, чтобы оживить его.

Я вспоминаю, что, когда мы упаковывали мой рюкзак, собираясь встретиться с Гроссмейстером, я положила туда несколько кусочков плоти Невидимых, казалось, с того дня прошла уже целая вечность. Но большая часть запаса этой плоти была все еще в рюкзаке.

Если бы я тогда знала, что произойдет потом! Что в следующий раз, когда увижу Иерихона Бэрронса, он будет мертв. Что последними словами, которые я услышу от него, будут: «и Ламборгини», сказанные с волчьей усмешкой и сопровождавшиеся обещанием всегда прикрывать мою спину и дышать мне в затылок.

Кусочки извивающейся плоти Носорогов все еще аккуратно упакованы в баночки из-под детского питания. Я беру один кусок, проталкиваю его между распухших окровавленных губ Бэрронса и закрываю ему рот. Комочек плоти выползает наружу через рваный порез на его шее, и я захожусь в безмолвном крике.

Я не в состоянии думать связно. Мною руководят паника и горе. Бэрронс сказал бы: «Бесполезные эмоции, мисс Лейн. Будьте выше них. Перестаньте хныкать и действуйте». Ну вот, он опять со мной разговаривает.

Есть ли на свете что-то такое, чего бы я не сделала ради него? Нет, даже если это будет нечто совершенно отвратительное и варварское. Ведь он — Бэрронс. И я снова хочу видеть его живым и невредимым.

Прежде, чем перерезать Бэрронсу горло, Риодан распорол ему живот. Я осторожно раздвигаю края раны на животе и укладываю мясо Невидимых прямо в разрезанный желудок. Оно выползает наружу. Я раздумываю над тем, не зашить ли мне желудок, чтобы тело было вынуждено переварить плоть Темного эльфа, и сработает ли это, но у меня нет под рукой ни нитки с иголкой, ни прочих средств для починки его растерзанной плоти.

Я пытаюсь вложить его внутренности обратно в тело в каком-то подобии нужного порядка, смутно осознавая, что даже для меня это слишком ненормально и совсем безумно.