Итак, прошло некоторое время. Мой эксперимент завершен, и я снова берусь за свое перо, чтобы поделиться с тобой своими впечатлениями. Всем известно (“не для кого не секрет”, “давно известный факт”… вместо употребленного мною штампа, разъедающего слух искушенного читателя, предлагаю тебе употребить любую приемлемую в этой ситуации комбинацию слов, начальный список был предложен), что глаз обладает некоторой инерцией. Если измерять ее в терминах времени, то мы получим нижний приемлемый порог, ставший стандартом, а именно инерция нашего глаза составляет одну двадцать четвертую долю секунды. Если глазу показать статичную картину, предлагаю использовать более общеупотребительный и менее претенциозный термин «кадр», назовем его для ясности кадр 1, а вслед за ним, за время меньшее или равно указанному ваше промежутку в одну двадцать четвертую секунды отличный от него кадр, для ясности и согласно принятому соглашению по именованию – кадр 2, то перед тем, как сфокусироваться на втором кадре, перед тем, как впитать ставшую доступной взору картину (здесь я имею в виду не сам кадр, как материальный носитель, а содержимое кадра), глаз в течение одной двадцать четвертой секунды будет «помнить» (видеть) картину 1, т.е. содержание первого кадра. Если вслед за вторым нашему воображаемому наблюдателю показать третий кадр, за ним четвертый и так далее, не увеличивая при этом промежутков между показами, наблюдателю будет казаться (а значит, он будет в этом уверен, ибо зрение человека почти всегда для него высшая инстанция, которая не может и не должна! обманывать), что он наблюдает развернутую во времени последовательность действий. Он не заметит никакого подвоха, ибо время непрерывно, а значит непрерывно и демонстрируемое ему действие.
Конечно, причиной твоего возможно раздражения, мог послужить тот факт, что ты все это знал, и продолжаешь недоумевать и злиться на меня за то, что я потратил столько слов впустую для объяснения чего-то, что и так уже давно было тебе известно, и на себя за то, что читал все это, поддавшись убеждению своей грамотной логике в том, что в столько длинном абзаце ты найдешь хоть одну новую для тебя идею. Увы, я должен извиниться (мысль оставить перо стала посещать меня чаще, но я по-прежнему прогоняю ее с упорством самонадеянного если и не писателя, то хотя бы рассказчика), в самом запутанном абзаце в этой рукописи я обращался скорее к самому себе, приводя такие общеизвестные (снова штамп! Но перо пока со мной…) факты, чтобы разумным объяснением сгладить вспыльчивую волну своих впечатлений.
А мой эксперимент заключался в следующем. Я продолжал наблюдать за Евой, но только отрывисто, закрывая и открывая глаза через некоторые, не очень большие промежутки времени. По всему было видно, что наша героиня не делала резких движений (ибо что может вынудить человека, испытывающего почти физическое ощущение счастья, сделать резкое движение, тем самым разрушив гармонию своего состояния?), поэтому получив набор статичных картин, запечатлевших ее лик, я мог с легкостью, которую дарует уверенность в своих действиях, а главное уверенность в истинности результата этих действий, восстановить то, что происходило, пока мои глаза были закрыты, я как бы мог представить картины между увиденными кадрами. И тут я понял, что тебе, мой любезный читатель, я нарисовал (на самом деле, просто отобразил в словесной форме) только одну из увиденных картин. Наверное, в фотоальбоме каждой семьи есть хотя бы один такой снимок – одномерный слепок движения, стремящийся к последующим своим ипостасям, однако совершенно лишенный такой возможности, а потому самый нелюбимый в коллекции.