Лики миров (СИ)

Да, это место тоже изменилась — площадь прорезали глубокие трещины, здесь явно были когда-то нешуточные камнепады… Но если большая часть наших гор и долин выглядела заброшенной, то этими дорогами явно пользовались часто и не так уж давно. И еще кое-что волновало. Я помнила сияющие врата, из которых являлись посланники. Здесь же не было никаких врат, только все то же выжженные, перекореженные, мертвые горы.

Птиц внимательно смотрел на меня, наблюдая за моей реакцией.

— Что тут произошло? — спросила я обеспокоенно, — я не понимаю.

Мы спустились на ближайшие камни, давая отдых крыльям. Мой собеседник вальяжно, я — несколько неуклюже, сжимая в левой лапе ключ-волчок.

— Рассказать я не могу, Дея, — ответил птиц неожиданно серьезно, — могу только показать, но потом у меня не будет больше возможности хоть чем-то тебе помочь.

По спине пробежал озноб. Страх — вот, что это было. Я уже хотела было отказаться. Но не зря же он привел меня сюда, не зря сам предложил показать что-то. И как бы мне ни хотелось оставаться здесь в одиночестве, я и сама чувствовала — мне очень важно знать это. Очень. И я молча кивнула.

Птиц приблизился ко мне, в темно-зеленых глазах его сверкнули изумрудные искры — и я провалилась в новое видение. Совершенно отличающееся ото всех, что наблюдала раньше.

Сейчас я видела происходящее сверху, будто сидела в очень высокой театральной ложе. Маленькие фигурки внизу виделись мне так ясно, словно я смотрела представление через огромный бинокль. По своему усмотрению я могла приближать и отдалять картинку, выхватывая нужные мне детали.

Я вижу эти края такими, какими их помнила Джалидея — красивыми, гордыми, живыми. Горы, склоны которых украшены настоящими садами в несколько ярусов. Дороги, мощеные мозаичным узором в виде разноцветных летающих существ. Я вижу торговую площадь, широкую, яркую, весьма оживленную — люди в пестрых нарядах покупают, продают товары, заключают сделки, кто-то радостно потирает руки, кто-то кряхтит недовольно, кто-то ожесточенно торгуется и спорит.

В отдалении я вижу сияющую арку Врат, рядом с которыми стоит вооруженная охрана. Мне становится интересно, что же находится там, под другую сторону, я приближаю изображение и ахаю — солнечная равнина, песочно-белые постройки, которые кажутся смутно-знакомыми. Из арки в мою сторону направляется делегация иноземных купцов — мужчин среднего и пожилого возраста в просторных светлых накидках. Их волосы длинны, головы некоторых их них покрыты подобием капюшонов. Их уже ждут сыновья Таар-ди-Ора, выходят навстречу и, обменявшись приветствиями, проводят в расположенный рядом шатер. К вечеру от нас к нашим соседям отправится очередной обоз с драгоценным эльдионом…

И снова та же площадь. Только времени с прошлого видения прошло порядочно — одежды людей теперь слегка иные, но новой моде. Все так же идут торги, так же стоят стражи у сияющей Арки. Вспышка ослепительного света заливает все пространство от земли до неба, трясутся горы, рассыпаясь в прах, извергают из недр своих фонтаны раскаленной лавы, разрушаются русла рек, испаряются озера. Нежно-голубоватый оттенок породы на глазах приобретает угольную черноту…

Ни одна живая душа не выдержит подобного, и простые люди умирают тут же, на месте. Но большинство тех, кто имеет крылья и бессмертную душу, в относительном порядке. По крайней мере, так кажется на первый взгляд.

Этот день становится началом конца.

Горы умирают. Мой взгляд падает на черные безжизненные вершины, на облака пепла, затмившие свет… «Мертвые… все они мертвые». Для Таар-ди-Ора это означает «без эльдиона». А он разрушается, исчезает. И это сказывается на тех, кто выжил.

Обряд соединения душ теперь под запретом — почти все попытки соединиться с лари заканчиваются сумасшествием и одержимостью. Но даже это не самое страшное. Есть новости и куда хуже.

Реки и озера, дававшие насыщенную эльдионом воду, уничтожены почти все, только отдельные, спрятанные глубоко внутри гор, родники еще могут лечить и восстанавливать. Но их так мало и на всех не хватает. Здоровье населения стремительно ухудшается, раны не желают больше затягиваться. И случаи одержимости происходят все чаще. Те, чья воля сильна, пока держатся, остальные же… Безумие напоминает мор, эпидемию. Люди теперь больше походят на тварей, одержимых одной целью — добыть эльдион во что бы то ни стало. Они звереют, нападают на тех, кто еще сохраняет разум. Последние прячутся от своих собратьев, уходят все глубже в пещеры, к целебным родникам.

Кто-то из обезумевших первым вспоминает про сияющую арку и то, куда уходили караваны и обозы с голубым железом. И когда первый из толпы с ревом бросается к арке, многие следуют его примеру, движимые одной единственной мыслью: найти, отобрать, вернуть… Я могу ощущать отчаяние созданий, боль утраченного, и жажду… Голубое железо становится для них тем, чем вода — для страждущего в пустыне.