Лики России (От иконы до картины). Избранные очерки о русском искусстве и русских художниках Х-ХХ вв.

Иная, но не менее интересная – во времени и пространстве – история восприятия картины «Боярыня Морозова». Еще в 1952 г. искусствоведом Т. В. Юровой была высказана гипотеза, что картина была создана под впечатлением казни Софьи Перовской – точнее, провоза первомартовцев, в числе которых была Софья, к месту казни. Эта версия была подробно разработана крупным советским историком искусства В. Каменевым в монографии «Историческая живопись Сурикова» (М., 1963). Позднее, в историческом контексте, версию рассмотрел Н. А. Троицкий в книге «Царизм под судом прогрессивной общественности» (М., 1979). Сегодня не так уж и важно, видел ли художник собственно процесс казни, провоз к месту казни народовольцев, слышал ли об этом от очевидцев. Так же как не важно, кому во время работы над полотном более сопереживал: террористке Софье Перовской, первой в истории России женщине, взошедшей во имя своих идей на эшафот, или благородной и самоотверженной боярыне Морозовой, готовой скорее погибнуть за старую веру, нежели изменить своим убеждениям. Важно, что в итоге родилось произведение могучей революционизирующей силы. И воспринималось в контексте времени современниками однозначно. Искусствовед Н. А. Александров даже обвинил художника в вульгаризации актуальной темы, в том, что мастер лишь одел реальных «героев» конца XIX в. в костюмы начала XVII (Художественный журнал. 1887. Т. 10. Март). Судя же по воспоминаниям Веры Фигнер, в архангельской ссылке получившей от друзей гравюру с картины, у нее и сомнений не возникло в том, кого художник изобразил на полотне: «Колесницы цареубийц… Софья Перовская…» (см.: Фигнер В. Н. Запечатленный труд: Воспоминания: в 2 т. М., 1964. Т. 1).

Судя по многим фактам (примеры восприятия современников, газетные рецензии того времени, короткие пометки в письмах и воспоминаниях, см., напр.: В. Суриков. Письма. Воспоминания о художнике. М., 1977), иносказательное осуждение террора заключали в себе и другие картины В. Сурикова 80-х гг. – «Утро стрелецкой казни», «Меншиков в Березове».

Или такая малоизвестная картина известного художника, как «Смерть князя Гвоздева» (Иван Грозный убивает одного из своих подданных), – картина эта выставлялась ранее нашумевшего холста Репина «Иван Грозный и сын его Иван» и прошла сравнительно незамеченной ни фрондирующей интеллигенцией, ни властями и цензорами, хотя, по мнению Крамского, была еще более сильным обвинением в адрес любого террора (см.: Крамской И. Н. Письма, статьи; В 2 т. М., 1966. Т. 2). Видимо, картина не попала в свой исторической контекст. Полотно Репина на близкую тему оказалось точно ангажированным потребностями времени.

Однако же время было такое, что художники, особенно социально нацеленные «передвижники», историческими аллюзиями ограничиться не могли, да и не хотели.

Сочувствие к преследуемым царским правительством народникам, а позднее – народовольцам вызывали и картина В. Е. Маковского «Ожидание у острога» (1875), и особенно «Осужденный» (1879), высоко оцененные И. Н. Крамским (см.: Крамской И. Н. Переписка с художниками. М., 1954). Сочувствие к осужденным, неприязнь к преследователям «борцов за народное дело» вызывали и неоконченная картина Н. А. Ярошенко «В пересыльной тюрьме», эскиз «Ночной арест», картина «Заключенный» и рисунок С. А. Коровина 1880 г. «Конвой арестантов». И даже, казалось бы, политически нейтральная картина Н. В. Неврева «Больная» (1878) воспринималась как портрет замученной тюрьмами и ссылками революционерки; как считает Н. А. Троицкий, работа была написана скорее всего под впечатлением «процесса 50-ти».

Особенно обострилась борьба революционеров и карательной машины государства Российского между «белым» и «красным» террором в период 80-х – начала 90-х гг. С огромным сочувствием воспринимались российской фрондирующей общественностью картины Н. Ярошенко «Всюду жизнь» (1888), «В вагоне» (конец 80-х гг.), «Причины неизвестны» (1884), акварели и рисунки из жизни арестантов, может быть, и не отличающиеся большим художественным достоинством, но точно по жанру сентиментальные, написанные в духе сострадания к преследуемым, т. е. духе всегда на Руси популярном. В том же духе писали в 80-90-е гг. В. Маковский, В. Суриков, С. Иванов, К. Савицкий, А. Архипов, Н. Касаткин, В. Серов. Названия картин говорят сами за себя: «По этапу», «Острог», «Этап», «Беглые в Сибири», «Приезд жены к ссыльному в Сибирь» и т. д. Даже «чистый», аполитичный пейзажист И. Левитан, автор знаменитой «Владимирки» – редкого в мировой живописи примера «исторического пейзажа» (выражение М. В. Нестерова), показав всего-навсего Владимирскую дорогу, по которой в те годы гнали узников в Сибирь, тоже вошел в число художников, осудивших преследование инакомыслящих в России, выразил сочувствие мукам политических жертв…