Читаем Лики России (От иконы до картины). Избранные очерки о русском искусстве и русских художниках Х-ХХ вв. полностью

Если бы этот очерк был посвящён тому, откуда «пошёл» исследователь исторических событий, поэт, прозаик, художник Георгий Миронов, лауреат нескольких литературных премий, автор двух десятков книг поэзии и прозы, действительный член Академии российской словесности и Академии русской литературы, тут бы самое время сказать доброе слово прочитанным мною книгам. Именно по причине страстного увлечения чтением (ещё в школе я перечитал почти всю доступную в СССР русскую и зарубежную классику) и увлечения спортом, я большую часть школьных лет провёл в «середнячках», – на домашнюю подготовку к урокам просто не оставалось времени.

Одновременно с первыми послевоенными переизданиями классиков в нашем доме появились две дивные книги, альбомы «Третьяковская галерея» и «Русский музей».

Репродукции «Третьяковки» были чёрно-белыми, а «Русского музея» – цветными, но, может быть, лучше бы они были чёрно-белыми.

Если в формировании моих пристрастий в литературе родители и старшая сестра играли заметную роль, то на пристрастия в изобразительном искусстве, практически, никак не воздействовали.

Поскольку о колористических достижениях русских живописцев судить на основе доступных нам альбомов было достаточно трудно, оставалось изучать сюжеты. Так любимыми на несколько лет для меня стали в первую очередь Суриков и Семирадский. Картины Сурикова заставляли домысливать сюжет, вызывали необходимость искать его начало и конец в настоящей жизни. Скажем «Боярыня Морозова» вызывала интерес к истории раскола, таинственной жизни старообрядцев, «Меншиков в Берёзове» – требовал чтения новых книг об эпохе Петра I, «Утро стрелецкой казни» вызывало вопросы, на которые должны были дать ответы новые и новые книги, «Переход Суворова через Альпы» привёл к монографиям Манфреда и Тарле об эпохе «наполеоновских войн». Думаю, что картины Семирадского пробудили интерес к красоте обнажённого женского тела, тайна которого волновала меня на протяжении всей жизни.

Поразительные открытия совершались во время посещения музеев Ленинграда и Москвы. Чем бы и кем бы мы были, если бы не книги и музеи?! Невозможно представить!

«Эрмитаж», «Русский музей», «Третьяковка», Музей Андрея Рублёва, Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина, музеи Саратова. Астрахани, Костромы, музеи Европы и Азии. С расширением географии и круг любимых художников стремительно расширяется. Дороге этой нет конца. От реалистов, «передвижников», при всех их реалистических колористических достижениях, интерес естественно смещался к «Миру искусства», русским импрессионистам и европейским. Постимпрессионизм, модернизм, кубизм, абстракционизм, постмодернизм…

Импрессионисты открывали романтиков Франции XIX в. От них – естественный поворот к не особенно любимому мною классицизму. От Мане и Моне, Ренуара и Сислея, с одной стороны, к Делакруа, Жерико, а от них, – к Пуссену, там неизбежно – к Караваджо. От Боттичелли – назад, к Джотто, «кватроченто», – искусству Средневековья. С другой стороны – рывок к «Северному Возрождению», потрясающее открытие – для себя прежде всего, – Питера Брейгеля, постижение фантасмагорий Босха…

Параллельно – восхитительное открытие загадок Веласкеса, дрожь по коже и комок в горле – при первой встрече с Эль Греко… И снова по контрасту к нежному и изысканному Боттичелли. А от него к строгому Чимабуэ… А потом снова – к Дюреру… А от него к Рембранту. И вот уже – все голландцы (и так называемые «малые», и так не называемые большие). А вот и Эдвард Мунк интересен… Ах как любопытно слушать Эдвара Грига и рассматривать картины Мунка после прочтения Ибсена… Или Гамсуна… Открываешь для себя экспрессионистскую драму Кёте Ко-льиц. И зачитываешься Ремарком. И вдруг – увидел в магазине «стран народной демократии» на Тверской альбом, отдал последние деньги, питался чёрт знает чем, но не жалко. Открытие! Моё открытие неизвестного ранее художника! И имя его Грюневальд. Фантастика. А вот в петрозаводском книжном магазине на улице Энгельса продавщица букинистического отдела Манефа Ивановна с заговорщическим видом достаёт из-под полы скромное советское издание с плохонькими репродукциями, – «Фаюмский портрет». И опять открытие! От «фаюмского портрета» прямая линия к импрессионистам! А постимпрессионист Ван Гог, ставший на всю оставшуюся жизнь одним из самых любимых, – он же почти весь вырос из «японцев». И на долгие годы – страстный поиск их альбомов, не важно, с каким текстом, – я уже читаю и на английском, и на немецком, окончил курсы румынского языка, сам освоил польский, болгарский…. А какие дивные альбомы издаёт чешское издательство «Артия» – это ли не повод изучить чешский. И вот на полке моего книжного стеллажа появляются книги Хокусая, Хиросиге, Утамаро, Харунобу на разных языках.

Как же всё взаимосвязано в истории искусства!

Трудно понять Сурикова, не зная импрессионистов, не поймёшь импрессионистов без знания французских романтиков, а тех – без изучения эпохи классицизма, от «классицистов» органично спускаешься (смотря откуда смотреть, может и «поднимаешься) к Возрождению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология