Через пару недель у новой власти появилось еще больше поводов желать устранения главы Церкви. В феврале на фронтах неоконченной войны началось широкое наступление немцев, захвативших западные земли России. Деморализованная и почти разбежавшаяся армия противостоять им не могла. Голос патриарха убеждал русский народ встать на защиту измученной страны, но на следующий день после выхода его послания, 3 (16) марта, в Брест-Литовске большевики подписали капитулянтский мир с Германией. Они отдавали немцам огромные территории России вместе с русским населением: Украину, Крым, часть Белоруссии, обязывались выплатить контрибуцию в миллионы рублей золотом. Патриарх Тихон сразу же выступил с новым посланием и объяснил, что понудило его к этому: «Святая Православная Церковь, искони помогавшая русскому народу собирать и возвеличивать государство русское, не может оставаться равнодушною при виде его гибели и разложения». Словами простыми и вместе с тем страшными, глубоко проникающими в душу он раскрывает суть содеянного большевиками: «…позорный мир… подписанный от имени русского народа, не приведет к братскому сожительству народов. В нем нет залогов успокоения и примирения, в нем посеяны семена злобы и человеконенавистничества. В нем зародыши новых войн и зол для всего человечества». «А между тем у нас продолжается все та же распря, губящая наше отечество». Для прекращения этой распри, разделившей страну на враждебные лагеря, святитель Тихон призывал всех «горько каяться и молиться». Он звал к «миру, тишине, к труду, любви и единению», к братолюбию и мужеству перед лицом «свершающегося над страной нашею суда Божия».
Это были слова человека, чье сердце, по собственному признанию, горело «жалостью до смерти» к «обольщенному, несчастному русскому народу». Его взор проникал в самую глубь происходящего: он ясно видел, что Россия, выведенная из внешней войны, тотчас же погрузится во мрак войны внутренней, гражданской. И всеми способами, доступными предстоятелю Церкви, которая всегда стоит над мирскими борющимися стихиями, вне политических страстей, патриарх Тихон пытался предотвратить грядущую бойню. Эти способы: пастырское вразумление, обличение, молитва, богослужение и главное – любовь ко всем, а к заблудшим человекам в особенности.
Он беспрестанно совершал службы в разных церквах Москвы, выезжал в загородные приходы – всюду, куда его приглашали прихожане, никому не отказывая. Весть о том, что патриарх будет служить в таком-то храме, распространялась мгновенно и собирала в тот день и в том месте тысячи людей, стекавшихся отовсюду и не вмещавшихся ни в одной церкви. А после службы владыка подолгу, часами, благословлял подходивших к нему людей, и утомленное лицо его озаряла такая знакомая всем, чуть печальная улыбка. Напоследок, сняв драгоценные богослужебные облачения, патриарх как простой священник садился на извозчика и, уже не привлекая на улицах ничьего внимания, ехал к себе на подворье. Там его ждала более чем скромная трапеза: черный хлеб, часто пополам с соломенной трухой, и картошка без масла. Москва, как и вся страна, голодала.
Туда же, на Троицкое подворье, беспрерывно тянулись люди, шедшие к своему патриарху, чтобы просить у него помощи, совета и благословения. Кто-то нуждался в деньгах, кому-то можно было помочь продуктами, иные приходили за молитвами об исцелении своих родных или за духовным врачеванием, другие сами предлагали помощь и сотрудничество на благо Церкви и отечества. Владыка всем уделял хотя бы краткое время, и никто не уходил от него с неумиротворенной душой. Патриарх Тихон был гостеприимным хозяином, любил угощать посетителей, какого бы роду-звания они ни были, и во время беседы непременно шутил, рассказывал курьезные или поучительные истории. Юрист А. И. Кузнецов вспоминал об одной из своих встреч со святителем: «Я слушал и в душе удивлялся: как это верховный руководитель Церкви, убеленный сединами величавый патриарх, свободно и задушевно ведет беседу с незнакомым человеком? И ведь это не из пустой галантности воспитанного человека и не из горделивого, показного и снисходительного благодушия. Беседует мудрец, черпающий из своей сокровищницы…»